Степь 1. Рассвет

«Воля?». Глаза ярицы вновь округлились и притом чуть не вылезли из орбит. Сердце заколыхалось словно порванная тряпка на ветру. Такого она вообще не ожидала от похитителя. На кой тогда крал?

– Притом свободна совсем. Не только от меня, но и вообще от всех.

«Что значит от всех?», – переспросила она про себя находясь в некой прострации.

– Рода твоего больше нет. Я всех продал.

Зорька закусила губу до соли во рту, но боли не почувствовала. Она ещё не осознала смысла, но неожиданно поняла почему её не отбили у воров Нахушинские мужики. в голове замелькали обрывки разных мыслей, пытаясь сложиться в нечто единое, но у девки в мозгах был такой кавардак, что о каком-нибудь маломальском порядке даже говорить не приходится.

– Баймака твоего тоже больше нет, я его пожёг.

Вот тут Зорька впала в очередное оцепенение, напрочь, ни только ничего не понимая, но и перестав думать.

– Что с тобой будет за пределами моего леса, мне всё равно. Забуду, как сон. Найду другую.

А вот это был уже удар ниже пояса. Притом из того разряда, когда вместо потери сознания, наоборот в него приводит. Говорить такое кутырке, да в её возрасте – это всё равно что прилюдно обозвать кривожопной страхолюдиной. Это высшая степень унижения, влекущая за собой кровную обиду на всю оставшуюся жизнь, и в будущем непременную месть.

Какой бы образиной не казалась девка другим, сама она видит в себе достоинства, и в чём-нибудь, но обязательно привлекательность. И Зорька не была исключением. Голова мгновенно очистилась от всего что он наговорил, переключаясь на себя любимую. Сознание моментально отреагировало на вопиющее безразличие к ней, такой красивой, автоматически негодующе выдав: «Это как это забуду? А как же я?».

Каждая кутырка навыдане считает, что её должны любить и хотеть просто по определению. Как сказала Сладкая Малхушке, Зорькиной подруге, когда та выла белугой по поводу лишнего жира на заднице: мужики любую бабу любят, хотя бы за то, что есть куда. Главное для мужика в девке, заповедное место, а наличие жира в теле или отсутствия ума в голове, это лишь довесок для того места. Любая баба, что мужика не отпихивает, ему нравится. Но не успела рыжая взбелениться по поводу её отбраковки, как он свою речь закончил:

– Времени на выбор даю тебе до завтрашнего утра.

С этими словами она услышала, как ариец покинул кибитку. Притом не сколько услышала, сколько почувствовала по колебанию дома на колёсах, что тот спрыгнул на землю. Зорька ещё посидела, вслушиваясь в тишину, а затем потихоньку приподняла край одеяла и осмотрела пол. Никого. Бандитский атаман действительно ушёл, оставив рыжую совершенно одну.

И тут начался разбор этой сволочи на мелкие кости.

«Какова наглая морда? Прям * с горы. Жопу отрастил ни обойдёшь не объедешь. Тфу! Сдалась мне его жопа. Прям глаз намозолила, посмотри-ка. Род он продал, баймак сжёг, сволочь. Куда идти? В голую степь? Податься в соседний баймак? Только чем там будет лучше. А если он и его сожрёт, как нас? Бежать-то получается некуда, это ж смерть голимая. Лучше уж в суп пойти. Небось зарубит быстро, а там глядишь этим супом траванётся. Я хоть и вкусная, но ядовитая. Нет, вы подумайте только, суп он хочет из меня сварить, да чтоб я на это согласилась. Мудак жопастый. Тфу! Опять я про его жопу. Но я тебе устрою ещё ужас в этой жизни.»

Для кого-то может показаться странной её реакция. У девки дом сожгли. Родных перебили, подруг продали, а она непонятно о чём думает. А вы поставьте себя на место кутырки навыдане в то время. К чему её готовили всё детство и юность? К чему она сама готовилась?

Обычным делом для девок её возраста была продажа в чужие бабняки. А что это значит? Да то, что резко кончалась прежняя жизнь и начиналась новая, и ой какая несладкая. Кутырка автоматически теряла всё. И прежний дом, и всю свою семью, и всех своих подруг. Поэтому речные девки, как правило, ни к чему не привязывались, чтобы не жалко было терять.

Даже в тех, казалось бы, щадящих условиях что создались для ярицы, оставленной при родном баймаке, переход в бабняк в корне менял её положение и статус. Мама переставала быть мамой, подруги подругами. Бывшие ватажные пацаны переставали быть хорошими знакомыми и становились мужиками, под которых она обязана была ложиться, беременеть от них и становиться обычной бабой без каких-либо особых прав, но с кучей обязанностей.

В случае же продажи в чужие края, девка раз и навсегда теряла связь со всем, что было раньше. Поэтому всё что он ей наговорил, в принципе для любой кутырки было делом обыденным и её не касающимся. Отныне девка была лишь предоставлена сама себе и все её мысли так или иначе, касались собственного выживания в этом мире. И она этому была не только обучена, но и морально готова.