Читаем Стены Иерихона полностью

Папара посмотрел на них, равнодушно, словно лишь проверяя, кто как думает. Затем-этим обычно и ограничивалось его участие в дискуссиях-коротко бросил:

- Это деталь. Всё? - обратился он к Дылонгу.

- Еще несколько слов в обоснование. Проекты, которые я тут изложил, предварительно тщательно мною обдуманы с учетом местных условий. Вместе со своими сотрудниками я принял во внимание, во-первых, осуществимость акции, а во-вторых, ее резонанс. Осуществимость зависит от числа людей и их подготовленности. В настоящий момент я располагаю сотней хорошо натренированных, сильных и смелых парней. Говоря о резонансе, я имею в виду, что акция должна быть доступной для понимания и значительной. Она призвана ясно выразить то, что мы хотим ею сказать. Она должна вызвать широкий резонанс. А теперь повторю: магазины-раз, ресторан-два, еврейская общинатри. У меня все.

Папара расслабленно шевелил повисшей рукой, словно он был в лодке и, оставив весла, опустил ладонь в воду. Может, просто его пальцы искали собаку. Уставился в портрет своего деда, австрийского генерала, лицо которого и все на лице было каким-то вдавленным: глазницы, щеки, виски. Зато глаза горели такой алчностью, что, наверное, на поддержание этого огня потребовался бы весь жир его тела. И так же горели его ордена, но не из самых высших. От плеча через всю грудь пролегла широкая голубая муаровая лента. И поэтому грудь генерала напоминала макет небольшого городка. Ордена-домики, лента-река.

Слова попросил Дрефчинский.

- Это я ездил с господином Дылонгом в Отвоцк, - он избегал говорить "вы", "коллега", а то, не дай бог, привыкнешь, и такие слова еще вырвутся у тебя в порядочном обществе. - На мой взгляд, община-идея бесплодная. И шума от нее не будет, и жалко на это сотни людей. Там вот как...

Он обвел своими круглыми глазами комнату, ища, на чем бы показать. Дылонг прыснул. А Папара не прерывал.

- Вот! - Дрефчинский отодвинулся в угол диванчика и на освободившемся месте показывал. - Дорога тут, садик, дом.

Входят здесь или там, - палец его впивался в плюш, словно шило. Отсюда направо небольшой флигелек.

- На улице? - холодно спросил Дылонг.

Дрефчинский сбился. Действительно, тут у него уже была улица.

Он провел рукой по дивану, нашел улицу-и под пальцами, и в памяти. Незастроенная, обычная дорога. Он был уверен в этом. Зачем Дылонг его путает! Он разозлился.

- Не на улице. Еще чего, - фыркнул он в убеждении, что отделался от Дылонга, и снова стал расставлять по обеим сторонам дороги домики, соседствующие с общиной. И кончив, просипел: - Это все.

Дылонг вылез с поправкой:

- А вилла с вишневой башенкой?

Да, как же это! Она ясно краснела у него перед глазами, но никак не хотела вставать на нужное место. И вдруг-есть!

- Ага, эта вилла, - бормотал он. Он по отдельности видит и ее, и всю местность. Неожиданно в его воображении земля словно бы приподнялась и притянула к себе парившее в воздухе строение. - Здесь, - показал он на обивке дивана.

- Там, где эта пуговица? - с притворной вежливостью пожелал удостовериться Чатковский.

Но Папара не дал себя провести. Нервно застучал ногой по полу, а Дрефчинскому, к которому питал слабость, сказал:

- Не обращай на них внимания. Говори!

Но Дрефчинского, который преодолевал все препятствия, расставленные ему, помощь вождя свалила. К чему вообще-то вел его план? Папара что-то прикинул.

- Сколько тебе нужно на саму общину? Ну? - И, как учитель, который ставит слишком легкий вопрос, сам себе тут же и ответил: - Пятнадцать. Он прищурился. - Сколько в таком случае отводишь на поддержку?

Вот именно! В голове Дрефчинского просветлело.

- Самое большее сто, - заверил он.

Дылонг посмотрел в потолок, не грянул ли гром, но сдержался и, лишь когда Дрефчинский стал расставлять людей, воскликнул:

- Святые угодники! Со стороны старика Медекши десять? Ты что, с ума сошел! Кто тебя оттуда тронет!

Папара разглядывал ногти. Опять никак нельзя было понять, слушает ли он. Его бесил балаган на такого рода совещаниях. Он считал их пережитком. У него, у него одного должна рождаться всякая мысль, но еще не время! Пусть катятся дальше, и-поскорей.

- Не имеет значения. Поставил. И пусть.

- Стало быть, со стороны Медекши десять, - протянул последнее слово Дрефчинский.

Папара поддержал его, но теперь уже и ему самому цифра эта казалась чересчур большой.

- Или, - он слегка вытянул.губы, словно собирался отпить из маленькой рюмочки, - пять.

Папара прошептал:

- Не меняй. Я хочу знать, каким был твой план первоначально.

Конечно же, непродуманным. Молодой вождь не сомневался в этом, однако выпытывал, ибо речь тут шла о будущих действиях, а откровения не всегда посещают самых мудрых.

Теперь Дрефчинский не на шутку разволновался, так с ним бывало всегда, когда к нему начинали относиться всерьез. Он чувствовал себя человеком, сказавшим, что то-то и то-то можно сделать, которому тут же и поручают это. Он расставлял людей, обозначая их опущенными вниз пальцами, которые он словно собирался окунуть в воду.

Перейти на страницу:

Похожие книги