Дело в том, что Подберезова ему сосватал Андрей Гаврилов, поручившись за него «как за самого себя». Подберезов был представителем крупных иностранных фирм-фрахтовщиков. Именно он, Подберезов, посулив Ивану Борисовичу невиданные барыши, уговорил его сдать в аренду три большегрузных танкера каким-то грекам, которые на поверку оказались с Кипра. Греки-киприоты заключили контракт на поставку нефти в Грецию, взяли у него суда без предоплаты, исчезли, фирма-поставщик потом вчинила «Балторгфлоту» иск, грозила арестами… Словом, именно Подберезов фактически и был главным виновником банкротства флота.
Абрамову с трудом удалось отмазаться от Подберезова, который очень кстати исчез, и Иван Борисович уже думал, что о том злополучном Антракте, с которого Подберезов обещал ему «лимон» баксов, никто и не вспомнит. Да вот всплыл-таки фрахтовщик вместе с видеокассетой… Но как они узнали? Ведь беседа с Подберезовым происходила с глазу на глаз на его, Абрамова, даче. Хотя раз уж они могли снять его с Анджелой в «Добрых ручьях», то чего удивляться…
— Я все понял, — безрадостным тоном сообщил Абрамов.
— Ну вот видите, как все прекрасно складывается. Я знал, что мы обязательно достигнем консенсуса.
— Но что вы конкретно от меня хотите?
— Иван Борисович, считайте, что мы не хотим от вас ничего. Кроме… одной маленькой услуги. Мы просто просим вас войти в наше положение. Фирма, которую я имею честь представлять, вложила уже колоссальные средства и не собирается их терять из-за того, что кто-то в вашем городе хочет купить «Балторгфлот» в обход закона. Нам это странно. Мы чтим закон, потому что сами законные… — собеседник усмехнулся своей удачной шутке. — От вас не требуется ничего криминального. Только немного оттянуть день проведения аукциона. Конкурс назначен на двенадцатое?
— Да, — устало подтвердил Иван Борисович, хотя он уже знал, что дату конкурса втихомолку перенесли на неделю раньше — на пятое.
— У нас сегодня третье, — продолжал Филат. — Десять дней роли ведь не играют — для вас, а для нас это очень важная фора во времени. Правда, было бы лучше, если бы тендер отложили на месяц! Так вы нам поможете? — добавил он таким тоном, что у Абрамова по плечам и шее пробежал колкий озноб. — Или вы еще не поняли, с кем имеете дело?
— О чем вы говорите! — вскричал Иван Борисович. — Это просто невозможно!
Вы даже не подозреваете, какие силы в городе заинтересованы в скорейшей приватизации компании.
— Повторяю: не надо так горячиться, Иван Борисович! — по-отечески увещевал незнакомец. — Нервные клетки не восстанавливаются.
— Хорошо, я попытаюсь, — сказал Абрамов, — Но самое большее, что я могу сделать, это отложить конкурс максимум на две недели. И даже в этом случае мне нужно найти весьма убедительные аргументы.
— Вы говорите о деньгах? — В голосе собеседника послышалось недоумение.
— Какие к черту деньги! Я потеряю доверие… городских властей.
— Это не самое страшное в жизни. Если вы не выполните нашу просьбу, тогда потеряете наше доверие, а это, поверьте, куда опаснее. У меня сейчас лежит видеокассета, оригинал с вашей Анджелой. Ее можно немедленно отослать в мэрию…
— Хорошо. Я сделаю все, что от меня зависит.
— Вот и славненько. Когда вам перезвонить?
— Завтра… Нет, лучше послезавтра.
— Я перезвоню вам сегодня в шесть вечера. В самом конце рабочего дня, — жестко заявил Филат тоном, не терпящим возражений. — Чтобы к этому времени все было решено. — В трубке раздались короткие гудки.
Абрамов от ярости и отчаяния готов был швырнуть телефон в стену, но, взяв себя в руки, опустил трубку на рычаг.
Что за сучья жизнь! Как все непрочно, хрупко, зыбко. Как было спокойно раньше, при старом режиме. С девяти до шести. Оклад твердый, еженедельный паек в райкоме. Профсоюзные путевки летом. Госдача. Казенная «Волга» с шофером. А теперь ходишь в этот кабинет как на каторгу. Ни хера не понятно. Кругом одно лье, Антон Лаврович звонит, указания дает, Андрей Антонович звонит, указания дает, из мэрии звонят, указания дают — и каждый тянет одеяло на себя, каждый норовит поживиться за счет этой е…ной приватизации. Хоть бы он послушался тогда тестя и не согласился идти на повышение, остался бы главным инженером в пароходстве, не брался бы за этот чертов флот…
Почти с час Иван Борисович пребывал в полнейшей прострации. Будь он помоложе, собрал бы в охапку кое-какие сбережения да слинял бы за финскую границу. Авось не остановили бы друзья-пограничники, разве мало он им отдал мзды за годы плодотворного сотрудничества? Напомнил бы им, что пришло времечко отрабатывать легкий хлебушек. Но как быть с отлаженными связями, что нарабатывались годами; как быть с дачей, в которую он уже вложил не одну сотню тысяч долларов? Нет, просто так ни в коем случае уезжать нельзя, нужно что-то предпринять… Надо позвонить Гаврилову — он должен помочь.