Стенка на стенку

Баринов месяц прокачивал вариант подкупа питерcкиx законных, но потом решил отказаться и от этого варианта. Нечего было и рассчитывать на то, что смотрящий какого-нибудь района способен позариться на жирную халяву. Вовсе не потому, что смотрящий ближе всех стоит к общаку и способен использовать кассу на свои нужды точно так же, как горький пьяница проковыривает дырочку в цистерне со спиртом, а скорее потому, что они были очень идейные и заботились о чистоте души не меньше, чем монахи в канун Страстной недели.

Оставались воры, вышедшие в тираж. Таких называли «прошляками». У этих все было в прошлом — репутация и кураж. Они не представляли интереса для сходняка. Вот ими и заинтересовался Баринов. И нашел с ними контакт.

Скоро он знал о питерских ворах почти все. Была установлена теле-и радиоаппаратура в тех местах, где они обычно любили появляться: в барах, в отелях, в казино. Едва ли не в каждом ресторане, где обедали законные, Баринов имел своих людей, которые не только прослеживали за перемещением воров, но подмечали каждую их новую подружку, с которой те решались провести вечер.

Баринов умело подсовывал девиц в постели к законным и скоро знал о жизни каждого из них так много, как если бы был для них сводным братом.

Его картотека быстро пополнялась. Отснятый видеоматериал заносился в каталог и аккуратно ставился на полочку. Архив размещался в огромной четырехкомнатной квартире, где места хватало не только для шкафов с документами, но и для мягкой двухспальной кровати, на которой он частенько проводил время с молоденькой официанткой из «Невского Паласа».

Особенно интересовал Баринова Красный, которого он мысленно называл «верховным главнокомандующим» питерского криминалитета. Знаменательно то, что Красный был держателем общаковской кассы, а значит, как никто другой мог влиять на политику сообщества, на так называемый «теневой бизнес». Но Красный как раз оставался одним из «белых пятен» в его картотеке. Он был чрезвычайно осторожен, как битый лис, и коварен, как медведь-шатун. Невозможно было проследить за его стремительными перемещениями по городу и области, личных привязанностей он не имел.

Дважды Баринов пытался установить недалеко от его загородного дома фургон, из которого можно было бы вести наблюдение за воротами, но всякий раз его негостеприимно выпроваживали. Создавалось впечатление, что за высоким кирпичным забором проживал не авторитетный вор в законе с немалым стажем отсидки, а серьезный кремлевский начальник.

По своему опыту разведчика Баринов знал, что не бывает неприступных крепостей, есть только плохие полководцы, а потому предстояло более тщательно выискивать слабые места в фортификациях Красного.

На первый взгляд казалось, что у Красного напрочь отсутствуют слабые места, он был закрыт для всех в своем доме точно так же, как мумия фараона в каменном саркофаге. Но, присмотревшись поближе к его окружению, Яков Степанович сделал неожиданное открытие: среди приближенных Красного нашлись салажата, обуреваемые завистью. Свой взор Баринов обратил на молодого парня, Толика Ильина, который был в команде Красного чем-то вроде вестового. Должность, конечно, не самая видная, но парень пользовался доверием и мог достаточно подробно рассказать о каждом прибывающем к Красному госте. С Толиком Баринов встречался раз в неделю в укромных местах, но даже этого было достаточно, чтобы подробно вызнать, какие мысли роятся в башке у Леши Краснова. Единственное, чем отличалcя Толик от прочих сексотов Баринова, так тем, что ни когда сам не брал денег из рук, а терпеливо дожидался, когда тугая пачечка зеленых купюр ляжет на скамейку (если встреча происходила в городском сквере) или скользнет на пластиковый столик (если встреча была в кафешке недалеко от стадиона). Только после этого рука Толика лениво тянулась за гонораром.

Именно от него Баринов и услыхал впервые о том, что Красный ведет какие-то важные переговоры с Москвой. Речи о «Балтийском торговом флоте», правда, не было, но дока-Баринов сразу прочухал, чем пахнет: московские уголовнички потянули свои жадные лапы к питерскому порту. Эта информация стоила дорого, ведь Гаврилов уже едва ли не полгода расчищал поле вокруг флота, избавляясь от сильных питерских конкурентов. Но конкуренты появились с той стороны, откуда их не ждали…

Узнав об интересе московских законных, Гаврилов распорядился:

— Этих бандитов в город не пускать! Я не знаю, как вы это сделаете, но здесь их быть не должно!

Баринов поморщился: так скверно он не чувствовал себя даже под разъяренным взглядом командующего.

— Как же я их не пущу? Здесь же не граница. Что мне их, отстреливать, что ли?

Неожиданно Гаврилов перешел на шепот, а это было хуже всякой брани.

— Мне плевать, что вы намерены делать. Отстреливайте, умасливайте — но в Питере их быть не должно Это мой город! И я здесь хозяин.

— Понимаю, — стиснув зубы, спокойно согласился отставной полковник.