Стена

В последней записи в дневнике (за месяц до смерти) Марлен Хаусхофер подводит скорбный итог прожитой ею жизни:

«Успокойся. В жизни ты видела слишком много и слишком мало, мало, как все люди, что жили до тебя. Плакала слишком много и слишком мало, как все люди, что жили до тебя. Может, слишком много любила и ненавидела, но не слишком долго — лет двадцать или около того. А что такое — двадцать лет? Потом часть твоего Я умерла, как это бывает у всех людей, которым больше не дано любить и ненавидеть.

Ты терпела сильную боль, без всякой на то охоты, как все люди, что жили до тебя. Скоро тело стало тебе обузой, да ты и не любила его никогда. Это было плохо — а может, и хорошо, ведь душа не слишком прочно держится в нелюбимом теле. Да и что такое душа? Пожалуй, у тебя ее никогда и не было, вот разум был, только чувства его не слишком занимали. Или было иногда что-то еще? На короткие мгновения? Когда смотришь на колокольчики на лугу, заглядываешь в кошачьи глаза, видишь человеческое горе, замечаешь необычные камни, деревья и статуи, ласточек над Римом, великим городом.

Успокойся.

Даже если на тебя возложено бремя души, ей хочется одного — глубокого, крепкого сна. Нелюбимое тело перестанет страдать от боли. Кровь, плоть, кожа и кости — все станет горсткой пепла, и мозг, наконец, перестанет думать. За это хвала Господу, которого нет.

Успокойся: все было напрасно, как у всех людей, что жили до тебя. Совсем обыкновенная история».

Грустный итог, грустная книга — исповедь одинокой души и одинокого разума. И — книга честная. Роман «Стена», как «Миф о Сизифе» Камю, «учит высшей верности, которая отрицает богов и поднимает обломки скал». Ведь обретение свободы перед лицом абсурда — занятие для мужественных. Об этом, на наш взгляд, и главная книга австрийской писательницы Марлен Хаусхофер, без которой картина послевоенной австрийской литературы для русского читателя была бы далеко не полной.