Стемпеню

Рохеле не лежится больше в постели. Она вскакивает, раскрывает окно и по пояс высовывается наружу. Такой волшебной ночи Рохеле давно не помнит. Полная луна плывет по ясному небу, усеянному мириадами звезд, сверкающих, как брильянты. Какой теплый, какой свежий, живительный воздух! Ни один листик не шелохнется на высоких тополях, выстроившихся в ряд на Монастырской улице, точно солдаты на параде. Изредка только повеет из монастырского сада ароматом цветов, к немалому удовольствию обитателей Мазеповки, вдыхающих днем coвсем иные запахи.

Ах, как гармонировала с этой прекрасной ночью сама Рохеле - нежная, чистая, добродетельная Рохеле с ее стройной белоснежной шеей, которую обвили разметавшиеся в беспорядке густые белокурые волосы. Разве могла она в такой момент помнить о том, что луна и aвтоp настоящего романа увидят ее собственные волосы. Глаза ее были так же чисты и сини, как это чистое синее небо; ее светлое лицо так же прекрасно, как эта светлая лунная ночь Но Рохеле меньше всего думала о себе. Все ее помыслы были устремлены туда, откуда доносились волнующие звуки, сердце рвалось туда, где пела скрипка Стемпеню.

Музыканты играют что-то бесконечно жалобное, точно поют отходную, провожая человека в путь, откуда нет возврата. Так уж заведено у нас, что сквозь радость прорываются рыданья, ликуя, мы проливаем слезы. Но особенно грустно звучит свадебная мелодия в полночь, когда весь мир погружен в сон и лишь небольшая кучка возвращающихся со свадьбы людей, низко опустив головы, развлекается грустной мелодией. Откуда эта грусть? Устроили, понимаете ли, судьбу своего ребенка, обеспечили с божьей помощью, ну и с плеч долой...

В эту тихую летнюю ночь скрипка Стемпеню звучала сильнее, чем обычно, заставляя сердце трепетно биться, млеть и замирать в восторге.

Полунагая Рохеле стоит у окна и слушает. Она хотела бы убежать отсюда, захлопнуть окно и убежать, но неведомая сила держит ее, притягивает точно магнитом. Она вглядывается в даль и прислушивается к несущимся оттуда звyкaм с таким напряжением, словно это не скрипка поет, заливается, а сам Стемпеню говорит с ней, обращается к ней с жалобной мольбой и горьким упреком...

Не одна Рохеле слушает игру Стемпеню в эту светлую летнюю ночь. Луна, звезды, напоенный свежей прохладой воздух, вся природа, все живое пробудилось от сна и вышло поглядеть, кто это так чудесно играет среди ночи, откуда берутся эти звуки.

Ночной певец, запоздалый соловей из монастырского сада, услышав звуки музыки, захотел помериться силами со скрипкой Стемпеню и, по своему обыкновению, залился раскатистой трелью. Но был уже конец июля, и соловью не удалось перещеголять Стемпеню: он, бедненький, еще в начале лета потерял голос и вместо нежных трелей издавал только жалобный писк, точно кантор, надорвавший глотку после новогодних песнопений в синагоге... Крикун-петух, услыхав музыку, видимо, решил, что светает; он захлопал крыльями, прокричал свое протяжное "ку-ка-ре-ку" и снова удалился на покой, возмущенный тем, что его напрасно потревожили. Собаки на Монастырской улице, услыхав среди ночи игру еврейских музыкантов, залаяли было по привычке, завыли, но и они быстро умолкли, выбирая себе для отдыха место получше. Даже рябая корова Двоси-Малки перестала на минуту жевать жвачку, навострила уши и, словно великая грешница, испустила тяжелый вздох из самого живота. Две соседские козы, лежавшие на земле, поднялись от избытка чувств, поменялись местами и заодно уже показали друг дружке, что у них есть рога. Одним словом, все ожило, всколыхнулось, слушая музыку в тихую, теплую волшебную летнюю ночь.

В это самое время наша добродетельная Рохеле, как пригвожденная к месту, стояла у окна, изумленная, полная смятения. "Ну и ноченька! Что за ночь, господи!" Она слушала всем своим существом и полной грудью вдыхала ночную свежесть. Как завороженная, смотрела она в синее небо и вспоминала, как она еще девочкой сидела в темные летние вечера на завалинке и, любуясь светлыми полосами лунного света, играла в камушки и напевала песенку:

В полночь светит луна,
Льет свой свет у дверей,
Где Переле плачет одна
Горе ей!
И вздыхает она, и рыдает она
Горе ей!

Она пела эту песенку, не понимая ее смысла. Теперь она понимает, хоть и не вполне - постигает ее не столько умом, сколько сердцем. Рохеле чувствует, что ее влечет и манит туда, на вольный воздух. Здесь тесно, душно, тошно, ой, как тошно!.. Рохеле вспоминает еще одну песенку, которую она в детстве не раз певала летом, примостившись на пороге:

Ты ждешь меня на берегу,
Зовешь оттуда, может быть,
Ой, как мне жаль, что не могу,
Что не могу к тебе приплыть!
Что не умею плавать я,
А ты зовешь, любовь моя!