Стеклянный дом

«А всех и не надо, – подумала Фредрика. – Достаточно вспомнить именно эту».

– Но мне кажется, я знаю, о ком вы говорите, – продолжала акушерка, к большому облегчению Фредрики. – Она приходила за новым рецептом на оральные контрацептивы, однако подозревала, что беременна. Помню, она была совершенно вне себя.

– И что оказалось? – спросила Фредрика.

– Конечно же, предположения подтвердились. Если я правильно помню, мы с ней выяснили, что она на третьем месяце. Она пришла в ужас.

– И что потом?

– Она ушла, сказав, что намерена избавиться от ребенка. Чем все закончилось, я не знаю, потому что у нас она больше не появлялась.

Фредрика пробежала глазами запись в карточке.

– Помните что-нибудь еще из вашей встречи с Ребеккой?

– Только то, что она была очень взволнована. И еще она спросила, может ли женщина сделать аборт, если отец ребенка возражает.

– Так и сказала?

– Да. Мне показалось, что это странный вопрос. Понятное дело, женщина сама решает, хочет ли она стать матерью.

Однако вопрос был задан не случайно, это понимала и Фредрика, и старая акушерка. Фредрику охватило беспокойство. Почему Ребекке пришло в голову задать такой вопрос? Кто тот мужчина, который, как она подозревала, захочет сохранить ребенка?

– Хокан Нильссон, – заявил Алекс, когда она позвонила ему, чтобы сообщить полученную информацию.

– Я тоже так подумала, но…

– Но – что?

– Это было бы слишком просто.

– Он связался с Дианой, выразил соболезнования и все такое. Спросил, можно ли приехать.

– Что она ответила?

– Отказала.

Закончив разговор, Алекс вернулся к изучению материалов дела. Количество документов впечатляло, однако зацепок было мало.

Молодая женщина, которую ждут на празднике в университете, покидает дом и отправляется на автобусе совсем в ином направлении. При этом она втайне беременна, возможно, опасается, что аборт выведет из себя отца ребенка. Означало ли это, что она успела рассказать ему о своем положении?

Ребекка, куда ты направлялась в тот вечер?

В дверном проеме появился Петер, вошел в кабинет и сел. Он потратил почти весь день на обзвон ближайших друзей Ребекки, ее отца и брата.

– Я дал Эллен список фигурантов по делу. Хочу, чтобы их пробили по нашему реестру – не натворили ли они чего за это время.

– Отлично. А те допросы, которые проводили до сих пор, что-то дали?

– Может быть, – ответил Петер и закусил ноготь.

Алекс смотрел на него, ожидая продолжения.

– Через некоторое время после исчезновения Ребекки поползли слухи, будто она предоставляла сексуальные услуги через Интернет.

– То же самое мы слышали от ее матери. Та узнала от подруги.

– Думаю, мы должны это проверить, хотя сомневаюсь, что это правда.

– Я тоже сомневаюсь.

– Кроме того, я слышал кое-что еще, уже более похожее на правду. Вы беседовали с ее бывшей подружкой?

– Несколько раз. А что?

– По слухам, она так и не смогла простить Ребекке, что та дала ей от ворот поворот. Что Ребекка рассматривала ее как своего рода эксперимент.

Алекс потер руки – он всегда так делал, когда находился в растерянности или думал. Его руки были покрыты шрамами от затянувшихся старых ожогов – постоянное напоминание об одном деле, которое закончилось катастрофой и еще долго лежало тяжким грузом на их совести.

– Мы получили некоторые сведения, что у нее не все в порядке с головой – у этой подружки, – сказал Алекс. – В молодые годы она наблюдалась у детского психиатра. По-моему, ей ставят диагноз «маниакально-депрессивный психоз».

– А тенденции к применению насилия?

– Про это ничего неизвестно.

– Как бы то ни было, ее тоже надо проверить.

– Согласен, – кивнул Алекс. – Однако кое в чем мы можем быть уверены на все сто процентов.

Петер вопросительно уставился на него.

– Что не она – отец ребенка, которого ждала Ребекка.

Петер ухмыльнулся:

– Но им мог быть Хокан Нильссон.

– Весьма вероятно.

– Помимо всего прочего, от подруги Ребекки мы узнали о нем не самые приятные вещи. Ребекка говорила, он навязчив, не понимает, что они уже совсем не такие близкие друзья, как прежде.

– Ну что ж, попросим его рассказать нам обо всем этом поподробнее.

В этот день Петер работал допоздна. Позвонил домой и сказал, что не успеет вернуться к ужину. Всего два года назад такое сообщение могло обернуться крупной ссорой, но сейчас было воспринято спокойно. Они с Ильвой все выяснили, когда решили не разводиться, а снова съехаться. Хотя легко сказать – выяснили. Их возвращение друг к другу шло долгим и непростым путем, со многими срывами. Ильве понадобилось время, чтобы простить его и вновь в него поверить. Ему тоже нужно было время, чтобы простить самого себя – за всю ту боль, которую причинил другим, за ту ответственность, которую не пожелал принять.

Психотерапевт посоветовала им перестать ссориться по поводу проблем, которые все равно невозможно разрешить. Рабочий график Петера не может измениться – для этого ему надо было бы поменять работу. Зато он мог провести переговоры с начальством и оговорить компенсацию за сверхурочную, и этого он добился.