Стеклянная Крепость (ЛП)

Теноктрис всплеснула руками и что-то пробормотала в ответ на зрелище, которое она одна видела в небе. Если и существовало доказательство того, что миром правили Боги, а не слепой случай, то оно заключалось в том факте, что тот же самый катаклизм, который разрушил Старое Королевство, перенес Теноктрис из того времени в это.

Волшебники использовали силы, на которых держался баланс космоса. Они усиливались и ослабевали в тысячелетних циклах и сейчас достигли своего пика. Поскольку волшебники по большей части оставались такими же слепыми, неуклюжими и глупыми, какими они были, когда вызывали музыку и безделушки из воздуха, чтобы удивить гостей на пиру, катастрофа нависла над Новым Королевством так же неотвратимо, как и разрушила Старое.

Даже в эти дни Теноктрис мало на что могла повлиять с помощью волшебства, но она видела и понимала силы, которыми великие волшебники пользовались в неведении. Ее знаний и сильной руки Принца Гаррика Хафтского до сих пор было достаточно, чтобы воссоединить королевство; и Острова должны были объединиться, если им предстояло противостоять угрозам, человеческим и демоническим, которые увеличивались по мере усиления лежащих в их основе сил.

Никто не мог смотреть на нынешний мир и сомневаться в существовании Добра и Зла. Те, кто думал, что они могут оставаться нейтральными в борьбе, выбрали Зло, хотя и не признавались в этом.

Шарина дружески обняла Теноктрис за плечи. Старая волшебница прожила семьдесят лет или больше, и часть груза десяти столетий, через которые она была перенесена, казалось, легла на ее плечи. Теноктрис не верила в Великих Богов, и все, чего она когда-либо хотела от жизни — это покоя для учебы, но она проводила свою жизнь на службе Добру.

Как и Гаррик, Шарина и их друзья; как и все члены королевской армии и королевской администрации. По отдельности среди них были люди и получше, и похуже, но все они были на правильной стороне в великой борьбе... по крайней мере, Шарина так считала.

Она снова улыбнулась, на этот раз широко. Она верила в это.

Шарина повернулась, чтобы посмотреть, как баркас прижимается носом к высокой изогнутой корме «Шепарда», где стояли Гаррик с Лайаной, парой помощников и отрядом одетых в черные доспехи членов полка телохранителей, «Кровавых Орлов». Посеребренный нагрудник Гаррика придавал ему одновременно царственный и героический вид — что, конечно, и было целью; никто не ожидал сражаться здесь, на Фест-Атаре.

Шарина заметила, что он не надел шлем с развевающимися позолоченными крыльями, который дополнял наряд, хотя, вероятно, сделал бы это до того, как они причалят. К тому времени, когда ее брату исполнилось пятнадцать, он уже был самым высоким мужчиной в деревне Барка, а шлем увеличивал его рост на целую ладонь.

Гаррик был не только высок, но и силен, но в общине был еще более сильный мужчина — Кэшел ор-Кенсет, сирота, воспитанный своей сестрой-близнецом Илной после смерти их бабушки. Это был тихий парень, кроткий, как ягненок, и без присущего ягненку ворчливого самомнения. Мужчина выше большинства других, шире почти любого другого и сильнее всех, кого он когда-либо встречал или мог встретить.

Теперь он стоял позади двух женщин, как стена мускулов, держа в правой руке посох из орехового дерева, как вертикальную колонну. Шарина, все еще касаясь Теноктрис левой рукой, положила правую руку на сгиб его локтя. Кэшел улыбнулся, потому что он обычно улыбался, и он улыбнулся шире, потому что Шарина прикоснулась к нему. Ему было бы неловко брать ее за руку на публике, но никто, видя их вместе, не мог усомниться в том, что они любят друг друга.

Матросы с баркаса перебросили канаты с носа и кормы на борт «Шепарда»; члены команды привязали их к выносной опоре, которая несла три из пяти весельных рядов флагмана. Однако боцман осыпал капитана баркаса замечательными проклятиями при мысли о том, что меньшему судну будет позволено лежать корпус к корпусу, где оно поцарапает краску флагмана. Капитан баржи выругался в ответ.

— Прошло три месяца с тех пор, как корабли были отремонтированы в Каркозе, — нахмурившись, сказала Шарина. — Я не думаю, что еще несколько царапин будут заметны.

Моряки занимались своими делами так,  будто чиновников, находящихся в качестве пассажиров, не существовало. Ее и Гаррика учили держать свои дела — дела гостиницы — в секрете от гостей. Эта брань между офицерами двух кораблей оскорбила чувство приличия Шарины, хотя сами ругательства этого не сделали.

— Я думаю, он хотел сказать, что мы прекрасные люди из дворца в Валлесе, — сказал Кэшел тихо, но с чем-то твердым в голосе, чего не было бы, если бы он был более доволен ситуацией. — А они просто ничтожества из захолустья. Только мы не такие, не все из нас; и я думаю, что этот парень так же быстро назвал бы меня никем до того, как Гаррик стал принцем и все изменилось.