Лысов забрал паспорт, и, подталкивая Кравцова в спину, повел вдоль дверей к самой крайней.
Кабинет был узким и тесным. Два небольших письменных стола стояли один напротив другого, между ними помещались два стула для посетителей. Еще один стол стоял возле двери. Между ним и остальными столами находился открытый книжный шкаф – стеллаж, весь уставленный картонными папками. С другой стороны большой железный сейф, на котором буйно рос декабрист, раскинув во все стороны колючие лапы.
За одним столом сидел щуплый молодой лейтенант, лет двадцати, или чуть больше.
– Знакомься, – Женька подвел Виталия к лейтенанту.– наш лучший следователь, Ринат Русланович Латыпов. А это, – он показал на Виталия.– тот самый Кравцов.
– Очень хорошо, здравствуйте, гражданин Кравцов. Присаживайтесь. – Латыпов привстал, указав Виталию на стул, а сам подошел к шкафу и, взяв с верхней полки одну из папок, вернулся за свой стол.– Я вас слушаю.
– Здравствуйте, товарищ следователь. Я пришел сдаваться. – тихо произнес Кравцов. – Это я убил свою жену 11 июня сего года.
– Понятно. А как вы ее убили? – Латыпов смотрел спокойно и внимательно, не делая даже попытки записывать показания.
Женька Лысов вытаращил на Виталия глаза, присев на уголок стола. Он попытался что-то произнести, но следователь взглядом попросил его помолчать.
– Я вас слушаю. Продолжайте, рассказывайте, как это произошло?
Кравцов сел на стул, придвинув его к столу, положил перед собой руки и стал рассказывать, как у него украли телефон, банковскую карточку, проездной билет, как он побоялся рассказать об этом жене. Потом вспомнил, что на работе сломался компьютер, что он промок под дождем, что все обстоятельства складывались таким образом, что у него все перемешалось в душе и в голове. Что он не собирался никого убивать, просто Мартуся не поняла его состояния, а громко орала и ругалась, стараясь перекричать шум отбойных молотков с улицы и гром дрелей с третьего этажа. Короче, он не выдержал… и … убил.
– Понятно. – Латыпов слушал внимательно, не перебивая. – А как вы ее убили. Вы нам так и не сказали.
– Я взял гвоздь и молоток. И забил ей этот гвоздь прямо в лоб. Она упала и перестала орать.
– Ясно. А вы когда-нибудь вообще пробовали забить гвоздь в подвижный предмет? – серьезным тоном спросил следователь.
– Нет. Это было впервые. А почему вы об этом спрашиваете?
– Вообще-то следователям вопросов не задают. Но вам я все же отвечу. В виде исключения. Вот здесь, у меня на руках все материалы по происшествию, от 11 июня сего года, как вы говорите. Заключение судебно-медицинской экспертизы – он показал Виталию несколько машинописных листов. – занимает четыре листа формата А4. Но, ни на одном из них нет упоминания о гвозде и молотке. Я, почему у вас спросил: пытались ли вы забить гвоздь в подвижный предмет, в данном случае в голову? Потому что это сделать очень трудно в одиночку. Кто-то должен держать эту голову неподвижной. У вас ведь не было сообщника? Или был?
Лысов снова попытался что-то сказать, но опять был остановлен следователем.
– Никто мне не помогал. Да и кто бы мог там быть? Мартуся сама открыла мне дверь. Я ключи дома забыл.
– Да. Великая штука – стечение обстоятельств. – задумчиво проговорил Латыпов. – Вот я смотрю на вас, гражданин Кравцов, и думаю: если бы не ваши соседи, если бы все случилось чуть-чуть по-другому, сидеть бы вам за чужие грехи. Лет, этак двадцать, за преднамеренное убийство, совершенное в состоянии аффекта с особой жестокостью.
Виталий, согласно кивнув головой, опустил ее ниже плеч. В душе что-то сжалось, ему показалось, что вся его жизнь загублена на корню.
– Честно говоря, я вас ждал. Я знал, что вы придете к нам. Почему? – Латыпов смотрел на Кравцова, явно довольный своим умозаключением. – Мы с лейтенантом Лысовым не пожалели своего времени и проверили весь ваш путь за 10 и 11 июня. И вот, что у нас получилось. Если мы в чем-то ошиблись – поправьте нас. Десятого июня вы ушли с работы в девятнадцать тридцать четыре, так записано в журнале у охранника. Домой вы вернулись примерно в двадцать один час, так вспомнила соседка с первого этажа. Она сидит у окна постоянно, так как уже два года не выходит на улицу. Все видит и про всех знает. Это, благодаря ей, мы узнали, кто и когда входил и выходил из вашего дома. Она развлекается тем, что все записывает в блокнот. Бабушка прежде работала консьержкой в этом же доме. Вот привычка и осталась.
Кравцов попытался вспомнить бывшую консьержку, но это ему не удалось. Он помнил, что всегда здоровался, проходя мимо окошка в подъезде, но кроме ярких занавесок в мелкий цветочек, ничего и никого так вспомнить и не смог. Вроде бы какой-то голос ему отвечал. Но вот уже больше года там никто не дежурит, занавески задернуты, а на двери висит увесистый амбарный замок.