Ставок больше нет

Указательный палец привычно прикоснулся к спусковому крючку, чуть погладил его. И в этот момент запястье майора обожгла острая боль. Оружие вылетело из ладони и повисло на вытяжном ремешке. Майор как-то отстранение удивился происшедшему, но подхватить пистолет не попытался – недоуменно посмотрел сначала на пустую ладонь, потом на болтающееся немного ниже колена оружие. И только потом поднял голову.

На него в упор смотрела женщина-психолог. И глаза у нее были... очень злые и одновременно просматривалась в их глубине какая-то истинно бабья жалость...

"Шустрая, – почему-то подумал майор. – Это она меня так каблучком приложила. А у нее серые глаза. Красивые..."

– Ну ты и муди-ила-а, – с чувством сказала женщина, продолжая смотреть в глаза командира отряда. – И так уже мужиков почти не осталось. Через одного – то педики, то просто козлы. И ты тут еще...

Не зная, что на это можно сказать, майор просто попытался пожать плечами, но тут же скривился от боли. Опять забыл о раненой руке.

– Подвинься! – не попросила, а потребовала женщина. Вообще-то улица имени Александра Матросова была вытянута в длину почти на пять километров. И высокий бетонный бордюр шел одной, почти непрерывной линией на всем ее протяжении. Так что это требование женщины-психолога выглядело по меньшей мере странно.

Но майор, мысленно уже шагнувший за ту грань, что разделяет жизнь и смерть, уже отрешившийся от всего земного, ничего странного в этом требовании не увидели послушно подвинулся. Болтавшийся под коленом пистолет при этом глухо брякнул о бордюрный камень.

Женщина грациозно опустилась рядом с майором. При этом оказалась настолько близко, что майор через свой и ее камуфляж почувствовал горячую упругость молодого налитого женского тела. "А у нее и фигура ничего... – не смог не отметить командир отряда. – Ей бы не эту корявую формягу, для гермафродитов пошитую, а платьице, с открытой шеей, с открытыми руками..."

– Тебя как зовут-то? – деловито поинтересовалась женщина.

– Матвей, – отозвался майор.

– Матвей... Мотя, значит. Ну а меня – Тоня.

– Очень приятно, – вежливо сказал омоновец.

– Мне – тоже. – Женщина вытащила из кармана початую пачку "Явы", протянула майору. – Угощайся.

Он неловко выковырял сигарету из пачки, покатал между пальцев, после чего вставил фильтр в губы.

Тоня в это время извлекла из нагрудного кармана кителя простенькую зажигалку, поднесла трепещущий огонек сначала майору, потом прикурила сама. Со вкусом затянулась.

Глядя на нее, Матвей тоже втянул в себя терпковатый табачный дымок. И тут же, уронив горящую сигарету на землю, согнулся пополам, сотрясаемый жесточайшим, удушающим приступом кашля.

– Что с тобой?! – встревоженно наклонилась к нему сидящая рядом женщина.

– Я... не... курю... – задыхаясь, пробормотал Матвей, вытирая выступившие на глазах слезы здоровой рукой.

– Во как! – удивилась женщина. Оценивающе посмотрела на майора, смерила его взглядом с головы до ног, подумала и сообщила: – Нет, Матвей, ты все-таки конченый мудак!

И сказано это было таким деловым тоном, с такой уверенностью в собственной правоте, что не могло не прозвучать смешно. И по лицу Матвея легкой тенью скользнула вымученная усталая улыбка.

5

– И как же намбыть?.. – Молодой старший лейтенант милиции, звездочки которого просвечивали сквозь тонкую ткань когда-то белого больничного халата, наброшенного ему на плечи, требовательно смотрел на сидящего напротив него врача.

– А это уже ваши сложности. – Доктор развел руками. Он не собирался облегчать жизнь ментам, которых, как и всякий русский человек, терпеть не мог. Нет и не может быть каких-то там "нас". Каждый занимается своим делом. И у доктора, дежурного нейрохирурга больницы скорой медицинской помощи, была не самая простая ночь. Она была очень "урожайной" на разного рода травмы головы. Больных подвозили каждые две-три минуты. И среди них – много коллег теперешнего собеседника.

– Так когда я смогу с нимпобеседовать? – продолжал гнуть свое милиционер.

– Вы, видимо, не совсем представляете себе то, о чем я вам только что говорил, – тяжело вздохнул врач. – Состояние больного – критическое. Диагноз – закрытая черепно-мозговая травма, перелом основания черепа...

– Это я знаю! – перебил врача старлей. – У меня это написано...

Не смущаясь многозначительно недовольным взглядом доктора, он полез в лежащую у него на коленях папку, откуда вытащил небольшой, с четвертушку листа, бланк, заполненный шариковой ручкой.

– Вот! "Неизвестный №2. Диагноз: 34МТ, перелом основания черепа. Обстоятельства получения травмы не установлены", – прочитал он и опустил листок. – Меня интересует другое. Первое – откуда он был доставлен. И второе... Мог ли он такие телесные повреждения получить при падении с высоты собственного роста?

Врач, уловив в глазах своего собеседника жадное ожидание, недовольно отвернулся. Этот милиционер ему не понравился с самого начала. Своей нахрапистостью, самоуверенностью, какой-то воинствующей малограмотностью. А теперь весь этот разговор начинал врача тяготить.