Ставка на смерть

Люка с горящими глазами прошел по балкону до того места, где стояли Бенни и его люди, окружив отца. Сын подошел к отцу, внимательно вгляделся в его испуганные глаза и повернулся к мужчине в черном плаще.

— Месье Бенни, — произнес Люка так тихо, что слова были едва различимы, — будьте так добры, попросите месье Джо Костлявого, чтобы он отдал мне пистолет.

Эмиль уставился на сына, на его лице застыла маска непонимания.

Люка наклонился и поцеловал его в левую щеку.

— Что? Что это?.. — Отец вытаращил глаза и начал яростно вырываться из рук державших его мужчин. Он задыхался, шевелил губами, но не мог выдавить из себя ни слова.

— Люка? — выкрикнул Эмиль, когда «скелет» отдал Люка пистолет. — Люка! Что происходит? Я преданный Корсике солдат! Я…

— Ты предан Корсике, папа, — сказал Люка почти шепотом, — но ты убил брата Красной бригады.

И поднял пистолет, целясь отцу в переносицу.

— Люка, нет. Послушай меня. Ты не понимаешь, что делаешь.

Люка сильнее сдавил курок.

— Опусти пистолет, сынок. Послушай, что говорит тебе отец. Что бы там тебе ни говорили эти ненормальные из Красной бригады, не верь им, это все вранье. Я совершал в своей жизни ошибки, да, это так. Но в том, о чем ты говоришь, нет моей вины. Не делай этого, Люка. Я люблю тебя.

Мальчик не смог выстрелить. Он медленно опустил дуло пистолета, не в силах оторвать взгляда от умоляющих глаз отца.

— Сынок! Что…

— Красная бригада не прощает предателей, — сказал Люка ровным, ничего не выражающим голосом.

— Партия! Подожди! Ты не… позволь мне…

Люка снова поднял пистолет.

— Люка! Ради бога! Ты не можешь…

Парень нажал на курок.

Яркая вспышка, и звук выстрела завибрировал, отражаясь от стен и купола собора. Отца отбросило назад на балюстраду, на его губах выступил пузырек крови, он упал на колени. Люка опустил глаза, выронил из рук пистолет. Тот с грохотом упал на мраморный пол. Его отец лежал на холодных камнях, хватая ртом воздух. В неясном свете расплывавшееся у него на груди пятно казалось густым и черным. Он сплевывал кровь. Люка отступил назад, и два головореза принялись за работу. Они накинули Эмилю на шею толстую веревку и затянули петлю.

Малыш, а ты не робкого десятка, — сказал Костлявый Джо, глядя сверху на умирающего мужчину. — Надо отдать тебе должное.

Правая нога Эмиля Бонапарта все еще судорожно дергалась, он тяжело и часто дышал. Люка опустился рядом с ним на колени, взял в руки еще теплую ладонь отца и прижал к щеке. Он изо всех сил старался выжать из себя слезы. Это был единственный экзамен, который он провалил в эту историческую ночь, — не смог заплакать по заказу.

— Arrivederci, товарищ папа.

У отца изо рта вытекла струйка крови. Густая и теплая, кровь попала на руки Люки. Так надо, сказал он себе. Именно в этом месте, именно так. Он приколол красный цветок к лацкану куртки отца и поднялся.

— Давай, — зарычал он наконец на «скелета». — Заканчивайте с этим, черт возьми. Повесьте его.

Двое здоровенных мужиков нагнулись и взяли тело. Один держал за ноги, другой — за запястья. Они начали раскачивать его взад-вперед, дуги становились все больше, а кровь текла из смертельной раны.

Эмиль Бонапарт дернулся и замер на конце веревки, его тело слегка покачивалась всего в нескольких метрах над саркофагом Наполеона. Высоко в небесах облако подвинулось, и комнату снова залил голубоватый лунный свет. Два мертвых Бонапарта, одна могила. Красный цветок приколот на куртке предателя. Все это было сделано, чтобы в такой форме направить послание членам правительства, у которых были поводы опасаться Красной бригады. А еще это был призыв к оружию, обращенный к товарищам Люка по подполью, призыв к тому, чтобы объединиться и вместе свергнуть нынешнее правительство Корсики.

— Подождите еще. Вот когда полицейские это увидят… — сказал Костлявый Джо, — ну, я хочу сказать, это чертовски драматично выглядит!

Люка почувствовал, как ему на плечо опустилась большая грубая ладонь Бенни Сэнгстера.

— Ты принес деньги, малыш? Я знаю, ты сам его пристрелил. Но у нас были расходы, надо бы их покрыть.

Люка протянул ему конверт, в котором было десять тысяч долларов США. Именно такую цену Красная бригада назначила за голову его отца.

— Никогда бы не подумал, малыш. Я в это просто не верил, — сказал Бенни, засовывая деньги в карман. — Я говорил им, корсиканцам из Красной бригады, что у тебя еще молоко на губах не обсохло. Ну, знаешь. Что у тебя кишка тонка. Ну, типа да ладно вам. Какой мальчуган сможет…

— Я могу все, — произнес Люка ледяным тоном. — Я сын Наполеона.

И где-то глубоко внутри, там, где у него должна была находиться душа, если она вообще у него была, он действительно в это верил.

— Да, брат, ты не робкого десятка, — сказал Бенни. — В жизни своей ничего подобного не видел.

Предсмертный хрип вырвался из перетянутого горла болтающегося на веревке мужчины. Его резко очерченный силуэт выделялся на фоне блеклого лунного света.

— У-у, — сказал Костлявый Джо и с силой потер глаза кулаками, — сильно, да, пробирает.

— Это только начало, — сказал Люка Бонапарт, повернулся и растворился в темноте.

8