Ставка на проигрыш

Кроме портретных фотографий, в папке имелись снимки сипенятинских татуировок. Антону доводилось видеть самые разные коллекции подобных художеств, но такую он увидел впервые. Сипенятин был расписан уникально. На его груди высился могильный холм с крупным крестом и надписью: «Спи родной пахан. Тибя танка задавила». Полукружьем над крестом выгибалась другая, не уступающая по грамотности фраза: «Каждый день всходит сонце и каждый день оно садитца». На предплечье правой руки чернела матросская бескозырка с развевающимися лентами и с клятвой под ней: «Не забуду боцмана!»

— Кстати, боцманская фотография тоже здесь есть, — сказал Дымокуров и, порывшись в папке, подал Бирюкову пожелтевший от времени фотоснимок.

На фоне приближающегося трамвая безногий большеголовый мужчина, сидя на низенькой роликовой тележке и протягивая перед собой забинтованную руку, вроде бы просил подаяние. Макушку его прикрывал блин бескозырки с лентой Черноморского флота, а из-под увешанного значками и медалями бушлата виднелся мутный треугольник тельняшки.

— Спившийся инвалид войны? — подняв на Аркадия Ивановича глаза, спросил Антон.

— Мошенник-попрошайка. Учитель Васи Сипенятина, с позволения сказать. Об этой компании много может поведать Степан Степанович Стуков. Он более двадцати лет проработал в нашем управлении.

— Степан Степанович?! — обрадовался Антон.

— Да. Знаете?

— Преддипломную практику у него проходил. И после, когда работал в райотделе, приходилось встречаться. — Бирюков повернулся к Голубеву. — Слава, ты ведь тоже должен помнить Стукова. Сухощавый такой с чубчиком и в старинных роговых очках…

— Конечно, помню.

— Сейчас мы сходим к нему, он здесь недалеко живет. — Антон снял телефонную трубку. — Прежде только справочку о Сипенятине наведем…

Через несколько минут стало известно, что Сипенятин В. С. освободился из исправительно-трудовой колонии полтора месяца назад без права проживания в Новосибирске. Местом жительства ему определен Тогучинский район Новосибирской области, куда он прибыл в установленный срок, получил паспорт и устроился шофером в межколхозную передвижную механизированную колонну.

— Наш район?! — взглянув на Антона, удивился Голубев. — Закажи по междугородной Тогучин, я переговорю с председателем Межколхозстроя.

Междугородная сработала четко. Разговаривал Голубев недолго и, положив телефонную трубку, невесело сказал:

— Сипенятин вторую неделю не появляется на работе.

Бирюков быстро перебрал портретные фотографии Сипенятина. Протянув Дымокурову снимок анфас, попросил:

— Аркадий Иванович, передайте, пожалуйста, размножить. Надо нам срочно этого гражданина отыскать.

Эксперт-криминалист наклонил голову:

— Через полчаса снимки будут готовы.

Степан Степанович Стуков жил в пятиэтажном сером доме еще довоенной постройки. Дверь открыл невысокий, с седеньким чубчиком старичок. Увидев Бирюкова, он обрадованно вскинул руки:

— Антоша?! Каким ветром?..

— Дела привели, Степан Степанович, — ответил Антон. — Здравствуйте.

— Здравствуй, Антоша, здравствуй! — Стуков близоруко прищурился. — Кажется, Слава Голубев с тобою?..

— Он самый. У вас хорошая память.

— Не жалуюсь, не жалуюсь. Что ж мы у порога остановились?.. Проходите, проходите. Домочадцы мои на даче. По-холостяцки буду угощать, чай вскипячу…

Усадив гостей в кресла возле журнального столика, Стуков захлопотал на кухне. Вскоре он сел против Антона и, прищурясь, спросил:

— Какие ж дела привели ко мне?

Степан Степанович слушал внимательно, иногда задавал уточняющие вопросы. Когда разговор коснулся Сипенятина, старый розыскник задумался, будто припоминая что-то очень давнее, серьезное. Бирюков замолчал, и Стуков с улыбкой спросил:

— Значит, Аркадий тебе свою коллекцию показывал?

— Показывал.

— Это он от меня таким делом увлекся. Попробую, Антоша, кое-что добавить… — Стуков надел роговые очки, отыскал в книжном шкафу пухлую папку и, перебрав в ней газетные вырезки, передал одну из них Антону. — Знакомство с Васей Сипенятиным надо начинать с его родословной. Это из «Вечернего Новосибирска». Прочти внимательно, затем я дополнение сделаю.

Небольшая заметка, опубликованная под рубрикой «Из истории нашего города», называлась «Конец Нахаловки». Начиналась она так: