— это живая память о Куйбышевском студенте Валерии Грушине, который был туристом, любил и собирал самодеятельные песни и в одном из саянских походов погиб, спасая тонущих детей;
— это творческая лаборатория авторской песни, это огонь, от которого зажигались фестивальные костры в доброй сотне других городов: Норильске и Минске, Владивостоке и Тынде, Свердловске, Алма-Ате, Казани…
— Грушинский фестиваль — это уникальный клуб под открытым небом, накопивший за двадцать лет своей истории поучительный опыт проб и ошибок, побед и проблем.
Обо всем этом и ведут разговор казанский врач, лауреат премии комсомола Татарии, член жури фестиваля Владимир Муравьев: поэт, автор песен, председатель жюри XIV Грушинского Борис Вахнюк и наш корреспондент Наталия Жданова.
Н. Жданова: Давайте начнем с казанцев. В нашей делегации, костяк которой составлял городской клуб самодеятельной песни «Апрель», были и достаточно зрелые авторы, и вполне конкурентоспособные исполнители. Почему же ни один из них не стал лауреатом или хотя бы дипломантом фестиваля?
В. Муравьев: На участие в конкурсе было представлено около тысячи песен. И слишком много обнаружилось на этот раз претендентов, если можно так сказать, высокого среднего уровня. Выделяться на этом фоне можно было только ярким всплеском. Мы оказались не хуже, но, к сожалению, и не лучше других. Ну, а некоторые, я это знаю, обдуманно отказались от участия в конкурсе… Что греха таить, иные, став лауреатами, считают это звание чуть ли не пожизненным, начинают «прокатывать» однажды найденное, забывая о том, что авторская песня — это постоянное движение вперед и вверх и авторов и исполнителей.
Б. Вахнюк: И обязательно слушателей!
Н. Ж.: Да — мы подошли к очень важной теме. Все привыкли, что на Грушинский фестиваль приезжает особый слушатель, что спеть перед Горой — это значит проверить песню на честность, на мастерство, на своевременность. Всегда Гора была и строгим судьей, и чутким адвокатом, и думающим собеседником — в конечном счете, соавтором хороших песен. Сравнивая же фестивали 70-х с нынешними, так и хочется сказать: а ведь Гора с Горой не сходятся…
Б. В.: На правах старожила Грушинского вспомню один эпизод. Год 1978-й. Где-то за полночь, в разгар конкурсного концерта, обрыв кабеля электропитания. Квартет ВНИИ (это он пле тогда на «Гитаре») мужественно продолжает песню в кромешной темноте. Гора возмутилась, зашикала, заорала: «Свет!»? Ничуть не бывало. Без всяких просьб вспыхнули по всему склону тысячи фонариков. Сошлись тысячи слабых лучиков на сцене-гитаре, ярко осветили ее, не испортили песню, помогли ей.
В. М.: ты еще сымпровизировал тогда: «С поддержкой такой можно петь до утра — большое спасибо, товарищ Гора!».
Б. В.: К сожалению, сегодняшняя Гора не располагает к подобным импровизациям. Стала она какой-то всеядной, похожей на оценщика в ломбарде, извините уж мне такую параллель. Думаю, сказалось семилетнее отсутствие фестиваля в Жигулях. Гулко отозвался тот самый затяжной запрет на песню, который был вызван то ли нежеланием понять и поддержать явление, то ли чьей-то житейской трусостью: как бы чего не вышло. В основной своей массе Гора хорошо знакома с диско, хард-роком, ориентируется в джазе, а в собственно авторской песне находится, пожалуй, на стадии начальной школы. Чье-то непродуманное волевое решение обернулось потерей целого поколения слушателей авторской песни.
В. М.: По-моему, ты слишком категоричен. Не нужно забывать, что на Горе было много случайных людей, приехавших на фестиваль не за песней. Жигули — это ведь популярная у куйбышевцев зона отдыха.
Н. Ж.: А не кажется ли вам, уважаемые члены жюри, что и вы во многом позаботились об удовлетворении этого самого усредненного вкуса? Ведь значительная часть лауреатского концерта оказалась сориентированной не на размышления, а на развлечение. Уже потом, когда отшумели на эстраде трещотки и флейты, губные гармоники, скрипки, бонги (и даже контрабас), за которыми не всегда можно было расслышать бардовскую гитару, Гора вернулась к кострам. Там — то в послефестивальных разговорах и прозвучало на редкость единодушное недоумение по поводу излишней «эстрадности» концерта. Впрямую задавались вопросы: где истинная бардовская песня, ее гражданственность, патриотизм, высокая духовность?.