– Тебе кашу рисовую или пшенную?.. – Голос Краскова прозвучал как гром среди ясного неба. И ударил даже не в спину, а в такое место, куда обычно иносказательно посылают неугодных людей.
Таня резко выпрямилась, покраснев от щек до пяток, словно пару часов провалялась на солнцепеке. Судорожно попыталась прикрыться, хотя, в сущности, скрывать ей от Краскова было уже нечего.
Дверь захлопнулась так быстро, что Таня успела увидеть только кончик наглого и бессовестного мужского носа.
– Прости! – донеслось из коридора.
– Ты издеваешься ведь, да?! – прорычала она.
– Я не смотрел! Честно! Так рисовую или пшенную?
– Любую! Главное – крысиного яда не забудь!
Снаружи послышался топот ног – Красков предусмотрительно ретировался на первый этаж. И правильно сделал, в эту минуту Таня была кем угодно, только не примерной и послушной девочкой. Еще немного, и она бы, забыв о предосторожностях, набросилась на него с кулаками, рискуя оставшиеся выходные провести взаперти в подвале. Ей потребовалось немало времени, чтобы совладать с собой, делая дыхательные упражнения и вспоминая дурацкие советы Байгозина о выдержке и самоконтроле. Хоть что-то полезное она вынесла из этих долгих и токсичных отношений – умение заталкивать поглубже свое «я» и вести себя как жена декабриста.
А потому, спустившись через двадцать минут на первый этаж, Таня уже выглядела спокойной и опрятной, будто Красков пригласил ее к себе в гости на чайную церемонию. Она строго-настрого запретила себе упоминать похищение и решила действовать, как в прошлый раз на свидании. А именно – перевести разговор на безопасную тему и интересоваться исключительно мечтами Краскова.
– А у тебя тут уютно, – с улыбкой английской леди произнесла она, заходя на кухню.
Красков, как ни странно, на комплимент не повелся. Он отвлекся от готовки и смерил Таню пристальным, исполненным подозрений, взглядом.
– Что? – Она невинно хлопнула ресницами.
– И никаких «маньяк» и «извращенец»? – прищурился он. – Ты что, прячешь за спиной отравленную иглу?
– Ах, это… – Таня заставила себя рассмеяться. – Неловкий момент, бывает. Ты же не стал ко мне приставать. Очевидно, я не в твоем вкусе.
– Я не хотел тебя напугать, но если говорить о вкусе… – В голосе Краскова появилась интимная хрипотца, и Таня, запаниковав, срочно сменила тему:
– Так ты что, сам строил этот дом?
– Не целиком, конечно. Заказывал фундамент, сруб и крышу. А с чего ты так решила?
– Ну, ты же покрывал полы лаком… Я подумала, ты тут все настругал.
– Нет, только отделку. Меня дед кое-чему научил, да и в Интернете сейчас полно видео всяких. Если руки из нужного места, еще и не такое можно сделать.
– Все равно это, наверное, тяжело. – Таня старательно следовала стратегии, и результат ей понравился: Красков оживился и как-то даже подобрел.
– А смысл переплачивать за то, что можешь сделать сам? Осторожно! – Он указал на стул, куда собиралась было сесть Таня. Лишь в последний момент она заметила, что чуть не раздавила Рекса: тот спал, свернувшись клубком, и боковым зрением Таня приняла его за меховую подушку. – Это обычно его место.
Сбрасывать кота-алабая Таня не решилась, а потому благоразумно устроилась на соседнем стуле.
– Красиво ты все отделал, – продолжила она намазывать Краскова медом неприкрытой лести. – И мебель подобрал…
Впрочем, она не сильно и лукавила: не будь это Ванин дом или приди она сюда по собственной воле, сказала бы то же самое. Странно было это признавать, но ей и правда нравилось. Когда живешь в бесконечном бетоне и пластике, настоящее дерево кажется глотком свежего воздуха. В нем и дышится легче, и глаз радуется, в кои-то веки видя нечто натуральное.
– Мебель я тоже сам сделал. – Красков подал пшенную кашу и устроился напротив. – Купил лобзик, фрезер, спроектировал… И вот.
– Да ладно!
– Ну да. Это у меня от деда. – Он даже не пытался скрыть, как гордится этим фактом. – И кухню, и кровать. И комод…
– Комод? – Таня ощутила укол совести и опустила глаза, разглядывая, как растекается на ее каше кусочек сливочного масла. Так вот почему он так психанул, когда она громыхала им наверху… Мебель Таня делать не умела, но догадывалась: сделай она даже самую кривую-косую табуретку, за которую школьный трудовик влепил бы ей двойку, никому бы не позволила ее царапать. Неудивительно, что Красков не обратил внимания на прелести женского тела: Таня испортила одно его детище другим, да еще и залила сверху. На его месте она бы даже всплакнула.
– Не парься, я зашлифую – и будет незаметно, – благосклонно успокоил ее Ваня. – И вообще надо было стучаться. Не привык, сама понимаешь. Мы тут с Рексом вдвоем, если у него не мартовский период.
– И долго ты все это делал? – Таня кивнула на самодельный кухонный гарнитур.
– Да. Но я же не постоянно этим занимаюсь, как работа позволяет. По выходным обычно. Сейчас вот делаю сервант в гостиную. Хочу такой резной, под старину, – голос Краскова потеплел, смягчился, как растаявшее масло, морщины на лбу разгладились. – Знаю, не модно, но у бабушки в деревне такой был. С праздничной посудой, которую нельзя доставать. По-моему, уютно.