Статист

— Нет, это ты его не знаешь! Гриневский-муж и Гриневский-бизнесмен, как говорят в Одессе, — две большие разницы. Он, видимо, догадался, что я слышал его разговор, а скорее всего, ему доложила домработница Рита. Пытался меня прощупать насчёт лояльности, насколько я лично ему предан.

— И что?

— Если хочет, чтобы ему кто-то был предан без оглядки, пусть заведёт себе собаку. Разговор у нас не сложился. И хотя он не подавал виду, я почувствовал изменения в наших отношениях. Он перестал мне доверять. Даже пытался подложить под меня Риту. Красивая стерва, но не очень умная. Раскусить её не составило труда. Каждый вечер она готовила мне ванну и порывалась сделать массаж, а потом…

— Избавь меня, пожалуйста, от этих подробностей! — перебила Романа Людмила. — Лучше налей ещё вина.

— Ага, ревнуешь? — торжествующе воскликнул Криницын, беря в руки бутылку.

— Размечтался! Просто не люблю разговоров на эту тему. И ты об этом прекрасно знаешь.

— Жаль. Мне бы было приятно.

— Ты отвлёкся.

— Да, собственно, я всё рассказал. Разве что…

Роман осёкся, раздумывая о том, стоит ли поделиться опасениями Константина. Ведь это была чужая тайна.

— Разве что? — делая ударение на слове «что», спросила Людмила. — Говори, раз уж начал.

— Один хороший человек, ты его знаешь, предупредил меня, что рядом с Гриневским находиться всегда опасно. Опасность может исходить как снаружи, так и изнутри. Тогда я, как и ты, придерживался другого мнения. А после поездки в Москву…

Договорить помешал стук в дверь.

— Войди, Даша! — крикнула хозяйка кабинета и тихо пояснила Роману: — Это мой секретарь.

— Людмила Леонидовна, к вам посетитель просится, — сказала вошедшая девушка в строгом брючном костюме и больших, в пол-лица, очках.

— Запиши его на приём на завтра часам к десяти. Сегодня я уже не принимаю. Меня ни для кого нет. Проследи, чтобы не беспокоили. Всё, иди, занимайся.

Когда Даша вышла, Криницын не замедлил отметить:

— Ого! У тебя тоже чувствуется тон начальника. В таком амплуа я тебя вижу впервые.

— А что ты хотел? Я и есть тут начальник.

— А я хотел проситься к тебе на работу, после того как твой Гриневский меня выгонит. Теперь крепко подумаю.

— Не выгонит, — уверенно произнесла Людмила. — Ты ему жизнь спас. И не только ему. Я как вспомню того урода, который наводил пистолет то на Давида, то на меня, так всё холодеет внутри. Ему просто нравилось издеваться над нами. Никогда не забуду его сатанинскую улыбку и безумное веселье в глазах. Этого маньяка явно забавлял наш страх. Если бы не ты…

— Да ладно тебе! Нашла что вспомнить. Забудь.

— И рада бы, да разве такое забудешь? Налей ещё вина. Я хочу выпить за тебя. Бог послал тебя мне не случайно. Я знаю, если бы ты выбрал другую профессию, то был бы хорошим мужем, мы бы никогда не расстались и жили счастливо. Но так уж получилось. Может, судьба виновата, может, я. Не перебивай, пожалуйста! — женщина приложила ладонь к губам бывшего супруга, который готов был возразить ей. — Когда мы ещё поговорим на эту тему? Хочу тебе признаться: чувство вины не покидало меня никогда. Я ходила в церковь каяться, а надо было каяться перед тобой. Может, тогда бы стало легче. Ты бы понял меня, простил.

Роман поцеловал ладонь Людмилы, нежно отстранил от своих губ и произнёс:

— Я тебя прекрасно понимаю, а прощать мне тебя не за что. Ты ни в чём не виновата. Я благодарен тебе за то, что, пока я бегал по горам и пустыням, ты присматривала за мамой и ждала меня, сколько могла. Если бы меня не погнали со службы, то я бы до сих пор где-нибудь воевал. Горячих точек на мой век хватило бы. Тебе зачем такая судьба не жены и не вдовы? Нет, ты поступила справедливо по отношению к нам обоим, и тебе незачем каяться ни перед Богом, ни перед людьми. Уж если кому и каяться, то это мне. На рабе божием Романе грехов, как на собаке блох. Жалко — не верующий я. А может, время ещё не пришло.

Криницын снова наполнил бокалы и продолжил:

— Нет, всё-таки действительно прекрасное вино! Вроде не пьянит, а голову просветляет. Дай Бог здоровья дедушке Шалико и счастья семье Тамаза! Пьём до дна — у грузин так полагается.

Людмила не возражала. Осушив бокал, она подставила его для новой порции со словами:

— Растравил ты мне душу. Так и хочется сегодня напиться.