Статьи, выступления, заметки, воспоминания

Сказки Толстого, сказки Горького {5} и Мамина-Сибиряка {6}, рассказы Куприна {7}, стихи Блока {8} да и все то лучшее, что шло в детскую литературу из русской и мировой классики и фольклора, - заглушалось сорной травой детского чтива. Если бы в те времена мог состояться Всероссийский съезд писателей и если бы - что уже совершенно невероятно! - на нем был поставлен вопрос о детской литературе, - доклад об этой литературе должен был бы читать счастливый автор "Княжны Джавахи" и "Записок институтки" Лидия Чарская или же те безымянные переводчики и пересказчики, которые печатали под грубо размалеванными картинками такие стихи:

Мальчик маленький, калека,

Искаженье человека...

или:

Любит японочка рыбки поесть,

Любит и удит она.

Стоит ей только у речки присесть,

Вазочка мигом полна.

Стихи Блока, печатавшиеся в детском журнале "Тропинка" {9}, стихи Аллегро-Соловьевой {10}, Саши Черного {11} и Марии Моравской тонули в массе пестрой макулатуры, неустанно фабриковавшейся предприимчивыми издателями.

Радикально настроенные просветители и педагоги тоже издавали книги, но они не могли конкурировать с коммерсантами издательского дела. Коммерсанты знали, на какого червячка клюет читатель-ребенок. Самый маленький читатель (или, вернее, его мамаша) клюет на розовые картинки, изображающие ангелочков-детей и кудрявых собачек. Девочка постарше клюет на Чарскую, а ее брат-гимназист клюет на Пинкертона.

Но не в одной издательской демагогии тут было дело. Стихи для детей, написанные поэтами, часто не могли выдержать конкуренции с ходкими стишками.

Порты писали в детских журналах:

Весело цветики в поле пестреют.

Их по утрам освежает роса.

Днем их лучи благодатные греют,

Ласково смотрят на них небеса...

А ребятам нужно было действие, нужен был песенный и плясовой ритм, нужен был юмор.

Все это они находили в бойком переводном "Степке-растрепке" {12}, в смешных, хоть подчас и жестоких книжках Вильгельма Буша о Максе и Морице, о Фрице и Франце {13}, в кустарных переводах замечательных английских народных песенок ("Гусиные песенки") {14}.

Пожалуй, первым или, во всяком случае, одним из первых предреволюционных писателей, сочетавших в своих стихах для маленьких эти обе борющиеся линии - литературную и лубочную, - был Корней Чуковский {15}. Стихи его, связанные с литературными традициями и в то же время проникнутые задором школьной "дразнилки", считалки или скороговорки, появились вслед за яростными критическими атаками, которые он вел на слащавую и ядовитую романтику Чарской и ей подобных.

"Убить" Чарскую, несмотря на ее мнимую хрупкость и воздушность, было не так-то легко. Ведь она и до сих пор продолжает, как это показала в своей статье писательница Е. Я. Данько, жить в детской среде, хотя и на подпольном положении {16}.

Но революция нанесла ей сокрушительный удар. Одновременно е институтскими повестями исчезли с лица нашей земли и святочные рассказы, и слащавые стихи, приуроченные к праздникам. Правда, предпринимались неоднократные попытки сохранить в советской литературе ангелочков под видом образцовых девочек и мальчиков из детского сада. Не раз пытались у нас декорировать мещански уютный домашний уголок доброго старого времени под стиль "красного уголка".

Но лучшая часть нашей детской литературы, возникшей после революции, рассчитана на ребят, растущих не в теплице, а на вольном воздухе.

Эти ребята живут, а не только готовятся жить. Поэтому их нельзя кормить сухой дидактикой, нравоучительной литературой, которой питались в детстве их бабушки и дедушки, твердившие в виде утешения старинную пословицу схоластической школы: "Корень учения горек, а плод ею сладок".

Для дедушек и бабушек во времена их детства мировая история начиналась с Адама, а историческая беллетристика охватывала период от "Аскольдовой могилы" до "белого генерала" {17} - и больше напоминала пышно-декоративные оперы и феерии, чем романы, повести и рассказы.

Мы должны, конечно, дать нашим ребятам прошлое, даже далекое прошлое, начиная с пещерного человека, но вместе с тем мы хотим показать им жизнь и с другого конца - с нынешнего, а то и с завтрашнего дня.

Для того чтобы показать им жизнь и в настоящем и в прошлом, а не только бездушную схему жизни, мы привлекаем к работе над детской книгой тех, кто сохраняет память детства и одарен поэтическим воображением.

Не только повести о людях должны делаться мастерами художественного слова, но и книги о зверях, о странах, о народах, даже книги по истории техники.

Это не значит, что все авторы детских книг, и художественных и научных, должны быть профессиональными поэтами и беллетристами. Но для того, чтобы довести книгу до воображения ребенка, а не только до его сознания, человек, пишущий книгу, должен владеть конкретным образным словом. Вспомните путешественника В. К. Арсеньева, никогда не принадлежавшего к цеху писателей, но оставившего и детям, и взрослым книгу, которая является образцом художественно-документальной прозы ("В дебрях Уссурийского края", "Дерсу Узала") {18}.