Статьи разных лет

И принятый ответствовал: «Клянусь перед Всемогущим Строителем Вселенной и пред сим высокопочтенным собранием… сохранять себя в непоколебимой верности… высокопочтеннейшему братству… Обещаюсь повиноваться начальникам моим во всем том, что мне повелено будет для блага и преуспеяния Ордена, которому я обязан во всю жизнь сохранять верность. Обещаюсь быть осторожным и скрытым, умалчивать обо всем том, что мне вверено будет, и ничего такого не делать и не предпринимать, что может открыть оное…» («Обрядник». РО РГБ, ф. 14, № 2.) Повышаемый в мастера клялся в верности Иегове.

Великий мастер грозил: «Но знайте притом, что если вы нарушите клятву и молчаливость, то сии шпаги (которые „братья“ держали остриём у груди принятого.—В. О.) извлекутся мстительною рукою. Знайте, что мы и наши по всей земле рассеянные братья ныне ваши искреннейшие друзья, будут тогда вашими жесточайшими гонителями, врагами и исполнителями ужаснейшего мщения».

Теперь, какие бы тайны ни были открыты, как бы ни был адепт не согласен со взглядами Орденского начальства, он не мог отступить. Он мог быть нерадивым и, в конце концов, прекратить посещать ложу. Но карьера его в таком случае рушилась, как государственная, так и литературная. Начальники строго смотрели за тем, чтобы отбирать братьев для высокого посвящения, а от нерадивых вовремя отстраняться.

Мог ли масон выйти из Ордена? В принципе мог, вернее, мог прекратить «работы». Все зависело от степени посвящения. Так, Никита Муравьев в 1818 году, будучи оратором (витией) ложи «Трёх добродетелей», приступая к непосредственной подготовке государственного переворота и являясь одним из лидеров «Союза благоденствия», извещал официалов ложи, что он «покрывает свои работы», но не отрекается от преданности Ордену: «Сердце и уши мои всегда будут внимательны к ударам нравственного молота» (Дружинин Н. М. Ук. соч., с. 76). Т. Соколовская пишет, что братья Розового посвящения были принимаемы навеки. Из этой стадии посвящения выйти можно было только на тот свет.

«Работа» в ложе требовала интенсивной интеллектуальной деятельности. Активно изучалась общефилософская литература, по существу, создаваемая «братьями» же. Одни философские системы приходили, а другие уходили. В. Н. Тукалевский пишет, что «масонство было идентично тогда (в XVIII в.) с понятием интеллигенции в настоящее время» и что «масонские искания, это те зачатки светской философии, которые проявились среди интеллигентов XVIII века». Эти искания заключались в изучении каббалистов: Якоба Беме, Василия Валентина, Парацельса, Пордеча и др. Следует также учесть, что этих же авторов изучали и Шеллинг, и Гегель, а первая половина XIX века отмечена увлечением московской интеллигенции именно этими двумя немецкими философами, системы учений которых являются модификациями вышеназванных каббалистов- мистиков (см. хотя бы «Философский энциклопедический словарь». М., 1989).

Кружок розенкрейцеров в Москве сыграл огромную роль в жизни России и определил всю культурную направленность сознания российской интеллигенции в веке девятнадцатом. По существу, Новиков и его соратники по Ордену братьев соломоновых мудрецов создали академию языческо-иудейской премудрости, лёгшей в основу либерализма в России. Именно здесь кадеты и большевики века двадцатого начали свою историю.

Если верно положение, что Орден иллюминатов Вейсгаупта был создан «для реализации возвышенных идеалов просвещения» (Ланда С. С. «Дух революционных преобразований…». М., 1975), то также верно и то, что Орден Розенкрейцеров в Москве был создан для пропаганды тех же идей, ибо «просвещение» и было «светом», источаемым алтарём масонских лож. Литература Ордена, издаваемая его детищем — Типографской Кампанией (осн. в 1784 г.), была лучами этого просвещения. Идеи Ордена с годами легализировались, входили в дома мещан и дворян, купцов и священников, помещиков и чиновников. Произведения, наполненные туманным христианством, приучающим думать, что все религии есть одно и то же, а по существу, есть лишь обман для малолетних, входили в сознание новых поколений русских людей, вызывая холод к своей вере и своей истории. Общая картина этой истории все более и более совпадала со взглядами, проповедуемыми в ложах, — тёмный народ, блуждающий в потёмках «предрассудков» и нуждающийся в «освобождении» под руководством просвещённых братьев. Такая «история» вызывала презрение. Её не стоило и изучать, её нужно было низвергнуть и начать все заново. Вскипала ненависть на тех, кто её делал, на своих собственных родителей, мирящихся с «крепостничеством» и «самодержавием». Московский университет стал подлинной фабрикой революции. Здесь не знали ничего о евангельских истинах, но хорошо знали марсельезу и «свободную любовь».