Статьи разных лет

В России интеллигентов выпекали длительное время на созданной для этих целей фабрике. В море совершенно неинтеллигентного народного, вернее даже, простонародного «варварства», с невероятно богатым на традиции бытом, со всякими религиозными и бытовыми сложностями поведения на каждом шагу, своими словесными формами приветствия, благословения, напутствия, пословицами и поговорками, праздниками, песнями был создан бастион и фабрика всемирной культуры, выпекавшая интеллигентов по рецептам Лейбница и Локка, Гегеля и Шеллинга, то есть на началах философских и гуманитарных. Следуя алхимическому рецепту, из «простого железа» делали «золото цивилизации». Ведь в отличие от золота железо ценно только тогда, когда из него сделаешь какое-нибудь полезное изделие. А так, одним словом, кусок железа. Золото же, как известно, в нашей цивилизации обладает ценностью и само по себе в виде куска. Чем больше, тем лучше. Такими золотыми слитками, сияющими литературой, наукой и философией, заполняется все пространство всемирной цивилизации, сияя лучами прогресса и культуры. Философия же и прочие достижения всевозможных паук и обладают тем свойством алхимиков, которые с помощью философского камня превращали железо и медь в это золото.

Последствия такого алхимического действия известны нам не понаслышке. Целая плеяда профессоров, доцентов, поэтов и философов была создана в алхимической фабрике Московского университета, а затем и в других университетах и гимназиях того далекого прошлого, которое, увы, повисло у нас па ногах, как колодки у каторжника. Перечисляя имена тех великих и значительных, просто не знаешь, куда деваться от такого обилия звонких талантов и ярких гениев…

X

Логично было бы ожидать, что с падением «варварства» в виде церковно-народного быта и увеличением в стране числа профессоров, писателей с мировыми именами, художников и философов, утверждением европейских форм мысли и распространением европейского образования, страну ожидали все богатства всемирной цивилизации в самом недалеком будущем. Если посмотреть на газеты и журналы той, дореволюционной поры, то поразишься, сколь мало наши идеологи за последние сто лет преуспели в создании новых идей и даже новой терминологии. Увидишь и в той печати бесконечное — «мы строим правовое государство», «пора наконец окончательно расстаться с полицейско-бюрократическим строем», «в наш век демократии», «в то время, как парламентский строй все больше утверждается в жизни нашего народа», «сегодня, когда мы входим в число цивилизованных государств» и так далее. Это лет за десять-пятнадцать до первых концлагерей… Демократы, герои Февральской революции, внедряли свободу, справедливость и рынок, — народ получил застенки ЧК.

Читая Мережковского, Розанова, Философова, С. Булгакова, Бердяева и прочих философов той поры, самых блестящих, патентованных оракулов, невольно задумываешься — а нужна ли вообще тогда философия, если она сводится к тому, чтобы из умных слов, из многознания всяких мудреных изречений и мыслей строить поразительные по своему невежеству конструкции «прогресса» и «культуры». Не взяв на себя труд подчинить себя смиренно мудрости святоотеческой литературы, что получишь?

Стоило ли так много учиться, так долго копаться в чужой премудрости, чтобы не увидеть страны, в которой живешь. Из отдельных, часто очень умных кирпичиков мысли и тонких, глубоких наблюдений строили совершенно глупое здание универсальности всечеловечества, благоговея перед доктринерами «гуманного социализма». Читая обличения православия со стороны одних (Мережковский, Розанов — «очень умный» по выражению сегодняшних его почитателей) и ревизионные наскоки других (Бердяев, С. Булгаков), невольно начинаешь сомневаться в подлинном уме этих философствующих умников, вспоминая ту мысль, что при отсутствии дисциплины ума, подчинения его безусловной логике религиозной мысли, данной нам на примерах свято-отеческой литературы, мысль становится произвольной, бесплодной и работает на ветер. Совершенно ошибочно предреволюционная русская культура, уже светская, университетская называется ныне религиозной по преимуществу; особенно это название закрепилось именно за философией. Во-первых, наличие религиозной темы не делает мысль религиозной, а, во-вторых, говоря попросту, «религиозность» так же далека от религии, как мысль о халве от самой халвы.