Статьи из журнала «Эхо планеты»

Да, он был умён. Он был блестящ. Он безусловно выглядел на трибуне выигрышнее вчерашнего семинариста Сталина, а тексты его — увлекательнее «Вопросов ленинизма». Бывают, увы, ситуации, когда интеллектуализм и блеск только во зло. Гитлер с Муссолини тоже были не дураки, а уж ораторы какие! Пол Пот даже Сорбонну окончил. Их подданным это мало помогло. Да и самый этот блеск, думается, несколько преувеличен. Попробуйте сегодня перечитать хотя бы книгу политических портретов пера Троцкого, хотя бы «Уроки Октября», да и большую часть переписки. Вас поразит плоское, монохромное, скрипучее мышление, неприятно удивит публицистическая пышность, натянутые шутки, бесконечное самолюбование, особенно отвратительное в палачах.

Ей-Богу, зло переносимо, 
Как ураган или прибой, 
Пока не хочет быть красиво, 
Не умиляется собой, 
Взирая, как пылает Троя или Отечество; 
Пока палач не зрит в себе героя, 
А честно видит мясника. 

Троцкий — из тех, кто видит в себе героя в самых отвратительных обстоятельствах. И есть какая-то правота в картинке, нарисованной Оруэллом, когда главный враг нации, Эммануэль Гольдстейн, вызывает у героя любопытство, смешанное с омерзением. «Умное лицо и вместе с тем необъяснимо отталкивающее». Именно такое лицо у Троцкого: тиран, которому не повезло.

А что он в 1968 году был кумиром бунтующих студентов Сорбонны, так мнение бунтующих студентов Сорбонны мне не указ. Эти сытенькие бунты Цветаева гениально предсказала ещё в «Крысолове» (1922), и то, что все эти будущие конформисты и функционеры в левой юности молились на Троцкого, кумира красных бригад и Мао, лишний раз свидетельствует в пользу их неисправимого идиотизма.

№ 40, 30 октября — 5 ноября 2009 года

Космос без предчувствия

«Космос как предчувствие» — так назывался когда-то сценарий Александра Миндадзе, по которому Алексей Учитель снял один из лучших фильмов нулевых годов. Ибо космос и был предчувствием — пусть оно на первых порах обмануло, пусть сегодня мы переживаем откат от космической эры и даже крах утопии, связанной с технической революцией. Факт тот, что именно космической мечте суждено возвращение. Более того — она ещё примирит фанатиков социализма и капитализма, физиков и лириков, почвенников и либералов. 

Космическая утопия, всего и продолжавшаяся лет 20, была подлинно высшей ступенью в развитии человечества — не потому, конечно, что для этого шага во Вселенную потребовалась самая сложная и точная техника; не потому даже, что люди впервые сделали шаг из колыбели, как называл Циолковский Землю, а потому, что они впервые осознали первостепенную важность непрагматических, принципиально неутилитарных ценностей. По большому счёту космос был не нужен ни для производства редчайших сплавов (количество производимого было ничтожно, применение — весьма ограниченно), ни для военных целей (тут хватило бы спутников — зачем ещё людей отправлять на орбиту?). Космос был детской забавой, если понимать детство в христианском смысле: «Будьте как дети» — то есть не ищите прямой выгоды. Это была такая игрушка, пусть служившая целям международного позиционирования; то, что русские первыми побывали на орбите, а американцы — на Луне, не делало социализм или капитализм более человечным строем и вообще снимало вопрос о том, что лучше, потому что человека в космос мы с американцами запустили почти одновременно.