Статьи из еженедельника «Профиль»

Первый: это только начало. Период распада радиоактивных элементов известен, а социология — такая же точная наука, как физика. Пятнадцать лет продолжался полураспад — половинчатое, межеумочное состояние, при котором Империя медленно умирала, но наследие ее все еще работало. Сегодня ресурс его выработан. Все, что в России сегодня работает (ездит, строит, производит, доит, косит, обрабатывает землю), построено во времена Империи либо по ее лекалам. Исключение составляет легковой автотранспорт, да и то в столицах или на курортах — прочие города России, не говоря уж о сельской местности, по-прежнему наводнены «Жигулями» и «Запорожцами». Срок службы советской техники разными специалистами оценивается по-разному: например, Сергей Глазьев, чья прокоммунистическая ориентация не мешает ему делать довольно точные прогнозы, дает ей еще три-четыре года. После этого основные производственные мощности встанут, и нас ожидает целый ряд техногенных катастроф на производстве: прежде их как-то заслоняли катастрофы транспортные, а между тем взрывы на фабриках и складах (там рванул баллон, там взорвался котел) происходят у нас куда чаще и жизней уносят не меньше. Иные аналитики более оптимистичны, но и из них никто не заглядывает дальше 2010: к этому моменту все отечественное производство, возможно, будет парализовано.

На второй вопрос, как было сказано, отвечать еще страшнее. Но трудно сомневаться, что Останкинская телебашня, символ мощи Империи, едва не рухнувший через неделю после крупнейшей катастрофы в армии, не более чем вторая ступень при нашем запуске в никуда. Сколько всего будет этих ступеней — сказать трудно, но прочие символы имперской мощи тоже не в лучшем состоянии. Поэтому следующим этапом распада может стать либо крупная катастрофа в метро, от которой Боже упаси, либо обрушение стены в какой-нибудь из сталинских высоток (в которых, кстати, водопровод и канализация давно уже в таком состоянии, что хоть святых выноси).

То, что составляло гордость и мощь Империи, будет распадаться вместе с ней. Возможно ли остановить этот процесс и надо ли его останавливать — вот еще два новых вопроса, на которые придется отвечать в ближайшие полгода.

Предсказание психиатра

В 1990 году журнал «Знамя» опубликовал исследование никому не известного социолога Бориса Кочубея. Кочубей занимался социологией недавно — по образованию он был врачом-психиатром, работал на «скорой помощи». Знание человеческой психики (в особенности психики больной, распадающейся) позволило ему уже в девяностом сделать исключительно мрачный, но совершенно точный прогноз: империи не преобразуются. Они распадаются. Нереформируемым оказалось не только «общество зрелого социализма», которое рухнуло при первой же попытке натянуть на него маску «человеческого лица». Нереформируемым был и Древний Рим, чей распад затянулся на добрых триста лет (полураспад — деградация всех государственных институтов, культуры и морали — длился и того дольше). История, согласно гениальной догадке св. Нила Мироточивого, имеет тенденцию к убыстрению, так что в новых условиях распад империи может ускориться лет этак до ста. Британии хватило пятидесяти, и она вышла из этой переделки с минимальными потерями — выручил родной консерватизм. Отпадение колоний не привело к катаклизмам внутри страны, самой традиционалистской и чопорной в Европе ХХ века. В России это отпадение сопровождалось переменой строя в доминионе, а потому, согласно прогнозам Кочубея, мы должны были с неизбежностью пройти стадию полного хаоса, чтобы возродиться буквально с нуля. Ибо перемены, которые нам предстояли, были гораздо глубже, нежели те, которые пришлось пережить, скажем, послевоенной Германии.

Тогда — почти одновременно со статьей Кочубея — появились «Новые Робинзоны» Петрушевской, «Лаз» Маканина и «Не успеть» В.Рыбакова («Невозвращенец» Кабакова был опубликован годом раньше). Во всех этих текстах не было ни малейшей надежды на какое-либо реформирование системы, мирный ее переход на капиталистические рельсы. Все как один авторы утверждали: демократизация приведет лишь к полному и окончательному распаду, и чем скорее этот распад овеществится, тем лучше — можно будет начать с нуля. Год спустя Фазиль Искандер высказался еще определеннее: «Я вырос на Черном море и знаю, что, если тонешь, надо побыстрее достичь дна, ибо от него можно оттолкнуться. Нам еще далеко».

Дно достигнуто сегодня — и в этом смысле гибель подводной лодки «Курск» становится самой трагической метафорой происходящего. Но и это, боюсь, только начало: в России всякое дно оказывается двойным. Петербургский писатель А.Мелихов еще в 1995 году заметил: пока действует почта, работает отопление и ходит городской транспорт, говорить о тотальном кризисе не приходится. Год спустя целые регионы России остались без топлива. Транспорт и почта пока держатся. Но достаточно проехаться в любом городском троллейбусе или трамвае, чтобы всерьез усомниться в их долговечности.