Статьи и выступления

То же можно сказать и про печать, церковь и должностных лиц, избираемых теми самыми людьми, которые столько терпят от них. Не исключено, что где-нибудь вы и встретите маловлиятельного, полуголодного, еле сводящего концы с концами редактора, который осмеливается пользоваться свободой мнения и освещать события, подобные тем, что происходили, да и по сей день происходят, в Харлане и других местах, но такому редактору никогда не удается достигнуть благополучия.

Вообще, в какой бы город Америки вы ни поехали, если вы начнете энергично нападать на неравенство, существующее в пользу меньшинства, вы очень скоро убедитесь, насколько это невыгодно. В Харлане, как и в других районах, я обнаружил, — но без всякого на этот раз удивления, — что церковь, печать, общественная благотворительность во всех ее формах, а именно — Красный Крест, Армия спасения, Христианский союз молодежи и любая другая родственная им организация — целиком стоят на стороне корпораций в их борьбе с рабочими. Поскольку корпорации не хотят, чтобы рабочие бастовали, добиваясь повышения заработной платы, не хотят, чтобы они вступали в профсоюз, который, в отличие от Американской федерации труда, не находится под управлением корпораций, не хотят, чтобы они читали такую газету, как «Дейли уоркер», которая не печатает по указке корпораций лживый вздор о том, что якобы необходимо для процветания страны, — эти организации, в особенности там, где рабочие бастуют и нуждаются в помощи, не желают помогать им, пока они не примут требований корпораций, а в данном случае от них требуется, чтобы они не имели ничего общего с Национальным союзом углекопов и примкнули к Объединению углекопов США; чтобы они перестали читать «Дейли уоркер» и вместо нее стали читать, скажем, «Харлан дейли кларион» или «Луисвилл курир джорнэл»; чтобы они вернулись к работе на тех условиях, какие продиктует им Американская федерация труда через подчиненное ей предательское Объединение углекопов США. А поскольку рабочие не принимают этих требований, то им нет ни продовольствия, ни одежды, ни лекарств — ничего. Вместо того, чтобы оказывать им помощь, за ними шпионят, их заносят в черные списки, сажают в тюрьму, морят голодом и даже убивают. Такой нынче в Америке порядок. Корпорации, создающие различные объединения в масштабах всей страны, такие, как ассоциация владельцев предприятий текстильной промышленности, ассоциация шахтовладельцев, ассоциация владельцев металлургических предприятий и им подобные, стремятся к тому, чтобы установить условия своеобразного рабства, в особенности на предприятиях, где применяется тяжелый физический труд, — и достигают этого. Кроме того, все эти организации призваны воспрепятствовать, где это возможно, объединению рабочих в союзы, а там, где это невозможно, подчинить их своему контролю с тем, чтобы понизить, а не повысить заработную плату, чтобы магазины и даже целые города, а также, разумеется, идеи и даже религиозные взгляды, находились под контролем корпораций.

Все это в такой мере наличествовало в угольном районе Харлана, что о созыве, скажем, митинга не могло быть, конечно, и речи, пока мы туда не приехали; так же обстояло дело и со сбором продовольствия и одежды и распределением их помимо Красного Креста, Армии спасения и Христианского союза молодежи, которые с полным равнодушием относились к положению бастующих горняков и в то же время с деспотической настойчивостью предъявляли им свои требования. То, что произошло в угольном районе Харлана, нашло всестороннее освещение в свидетельских показаниях и различных данных, собранных для этой книги всеми членами комиссии.

В заключение я хотел бы добавить вот что. Одного я не могу понять: почему американский народ, которому с самого начала вдалбливали идею о необходимости и преимуществах индивидуализма, до сих пор не уяснил себе, какой полный крах потерпела эта идея в качестве рабочей формулы организации общества?

Ведь когда мы, довольно безосновательно, полагаем, что каждый из нас вправе достигнуть, если это возможно, титанического развития своей личности, мы не думаем о том, что воспользоваться этим правом могут лишь очень немногие, а может быть, и никто. А также о том, что, достигни этого хотя бы один человек, все мы стали бы только роботами, действующими по воле и указке этой особенной личности. Если бы у нас хватило соображения, мы пришли бы к выводу, что необходимым, желательным или по крайней мере приемлемым является для нас не крайний индивидуализм, а ограниченная форма индивидуализма, гарантирующая, в пределах возможного, для всех право на жизнь, свободу и стремление к счастью, а также на справедливую долю в распределении благ, добытых в результате совместной деятельности многих индивидуумов.