Наиболее примечательным и, на мой взгляд, наиболее тревожным явлением в общественной жизни современной Америки следует считать распространение еще более узких и еще более пуританских воззрений, чем даже те, что укоренились в прошлом. Меня не перестают приводить в изумление тысячи мужчин, чрезвычайно способных в области механики или в каких-либо других узкотехнических областях, но обладающих вместе с тем мышлением ребенка во всем, что касается отвлеченных философских проблем. Мы, как нация, с полной наивностью принимаем на веру самые невероятные вещи. Я имею в виду не только основные догматы всех религий, которые в сущности ни на чем не основаны и которые тем не менее безоговорочно принимаются миллионами американцев, как и наиболее угнетенными классами других стран, но я думаю еще и о тех суровых истинах, которым учит нас сама жизнь: я думаю о неустойчивости человеческой натуры, о беспощадных ударах судьбы, разрушающих все наши самые светлые мечты, о том, что человек в целом не плох и не хорош, а соединяет в себе и то и другое. Американец вследствие какой-то странной шутки, которую сыграл с ним, по-видимому, атавизм, заимствовал или унаследовал от английского мелкобуржуазного пуританства все его вздорные представления о возможности исправления человеческой натуры путем указа или декрета — то есть того священного писания, без которого не обходится ни одна религия. И вот, хотя нам удалось с помощью самых грубых и жестоких средств построить одну из наиболее примечательных деспотических олигархий мира, однако мы совершенно не отдаем себе в этом отчета.
По мнению не привыкшего мыслить американца, все люди по-прежнему свободны и равны. Они от рождения наделены какими-то неотъемлемыми правами, хотя, если вы попытаетесь установить, в чем состоят эти права, никто на свете не сможет вам этого объяснить. Жизнь у нас, так же как и везде, сводится в конечном счете к крайне грубым проявлениям законов природы. Богатый притесняет бедного на каждом шагу; бедный защищается и всеми средствами, какие диктует ему тяжелая необходимость, борется за существование. Никакие неотъемлемые права человека не могут воспрепятствовать неуклонному вздорожанию жизни, в то время как заработная плата наших идиллически настроенных американцев почти никогда не повышается. Никакие неотъемлемые права ни разу еще не помешали сильным запугивать или обманывать слабых. И хотя мало-помалу средний американец начинает все отчетливее постигать, какая острая борьба за существование идет вокруг него, его вера в нелепые идеалы остается незыблемой. Господь бог спасет доброго американца и посадит его одесную на Золотом Престоле.
И вот наш наивный американец, присваивая и подавляя со всею грубостью своих природных инстинктов, в то же самое время пишет восторженные пошлости насчет братской любви, добродетели, нравственности, истины и прочее и тому подобное. И обе эти стороны его натуры, в зависимости от обстоятельств, находят отчасти свое выражение в неустанном стремлении всех американцев искоренять и улучшать. Ни одна страна в мире, не исключая даже Англии — прародительницы всех самых нелепых реформ, — не проявляет такой изобретательности в различных бессмысленных начинаниях, как наше отечество. У нас проводились поочередно кампании по обращению атеистов, по исправлению алкоголиков, развратников, падших женщин, финансовых громил, наркоманов, танцовщиц, театралов, читателей романов, декольтированных женщин и женщин, злоупотребляющих ношением драгоценностей, — словом, мы обрушивались на каждую слабость и каждое пристрастие, как только они начинали проявляться с недюжинной, а потому интересной с точки зрения человеческого характера, силой. В основе всех этих мероприятий лежит такая идея: человек, чтобы достичь совершенства, должен быть бесцветным, худосочным созданием, не способным ни на какой проступок или порок. А бурные воды житейского моря кипят вокруг, и грохот их отдается у него в ушах! Вор, развратник, пьяница, падшая женщина, стяжатель, честолюбец чредой проходят мимо его порога, как было во все времена, и сколько бы ни предпринималось походов во имя их спасения, число их никогда не уменьшается. Другими словами, человеческая натура всегда остается человеческой натурой, но нас, американцев, невозможно в этом убедить.