Статьи и рассказы

Германия была разрушена основательно. Инвалиды, с которыми Стефан жил в лагере недалеко от Дахау, ещё одного нацистского лагеря уничтожения, организовали киббуц. Стефан устроился в мастерскую по ремонту радиоприёмников. Целыми днями он корпел над старыми «бляупунктами» и «телефункенами». Но он не уставал. Как только приёмник оживал, Стефан ловил станцию, передававшую классическую музыку. Музыка! Он блаженствовал. Шипел паяльник. Лампы сами по себе становились на свои места. Нужные конденсаторы и сопротивления как бы по своей воле попадали в его умелые руки. Как он наслаждался симфониями! Как он наслаждался скрипичными и фортепианными концертами! И только соло рояля туманом застилало его глаза. В тумане появлялась красивая мама, исполняющая этот опус. И капля олова, как слеза, падала на стол, на брюки… И надо было выбираться из тумана, чтобы продолжить работу.

Те, кто был помоложе, поцелее, пытались пробраться в Палестину нелегально. Большинство попадало в лапы англичан, которые интернировали их в лагеря за колючей проволокой на Кипре.

В конце ноября 1947 года Организация Объединённых Наций приняла решение о создании Еврейского государства на клочке Палестины. Но ведь и это уже кое-что для уцелевших евреев. Было ясно, что англичане последние дни владеют Палестиной.

В лагере Стефан познакомился с тихой девушкой. Началось с того, что заметил на её предплечье пятизначный номер. Уже после первой беседы он понял, что не следует расспрашивать её о пережитом. Сама она ни разу ему не рассказала. Свадьба ограничилась тем, что товарищи пожали им руки и пожелали счастья.

В мае 1948 года возникло государство Израиль, еврейское государство, место, где, наконец-то, евреи могут быть не париями, не гражданами второго сорта. С первой же группой своих товарищей по лагерю Вигодськие выехали в государство Израиль. Стефан уже ходил с палочкой. На костыли приходилось становиться только при обострении болей. Корабль пришвартовался в Хайфе рано утром. Стефан на костылях спустился по трапу на причал. Восемь лет и восемь месяцев, с того дня, когда он тайком до рассвета покинул родной дом, Стефан не знал, что такое радость. Даже женитьба на тихой покорной Лее не очень изменила его мироощущение. И вдруг сейчас, когда, опираясь на костыли, он ступил на землю своей страны, чувство радости водопадом хлынуло на него с высоких зеленых холмов, ещё незнакомых, но уже родных, и заполнило его всего до каждой клеточки. Даже костыли вроде оказались ненужными.

Вигодськие остались в Хайфе, в городе, который очаровал Стефана с первой минуты, когда он увидел его с палубы корабля. Впрочем, как и в Хайфе, во всём Израиле не было работы для радиоинженера. К физическому труду он был непригоден. С помощью товарищей, инвалидов Отечественной войны, он открыл небольшой магазин радиотоваров. Торговля шла не бойко. Но он постепенно расплачивался с долгами. И на кусок хлеба с маргарином хватало. Но главное – в своём магазине он мог наслаждаться музыкой. Что ещё было нужно для счастья? Тем более что в Хайфе ему сделали пятую операцию, после которой рана закрылась, и уже не были нужны костыли.

Прошло несколько лет. Жизнь постепенно налаживалась. Магазин радиотоваров стал неофициальным клубом инвалидов Отечественной войны. В Стефане, в человеке уравновешенном, никто никогда не замечал никаких странностей, если не считать того, что его атеизм иногда приобретал форму нетерпимости, когда он не умел преодолеть брезгливого, можно было бы сказать, антисемитского отношения к ортодоксально религиозным евреям.

Но в тот день Стефана стали считать чудаком. Это был редчайший случай, когда в магазине одновременно скопилось чуть ли не десять покупателей. В этот момент из включённого радиоприёмника прозвучали первые такты Фантастической симфонии Берлиоза. Стефан чуть ли ни силой выпроводил покупателей из магазина и закрыл двери на ключ. Всё это произошло внезапно, непонятно для оторопевших покупателей. Сквозь стекло витрины они увидели Вигодського, размахивающего руками. Он дирижировал оркестром, исполнявшим его любимую симфонию. Так он стал чудаком.

Лея была на десять лет моложе Стефана. Детей у них не было. С годами она становилась ещё более молчаливой и замкнутой. Она тихо угасала. Смерть её в пятидесятилетнем возрасте никого не удивила. Даже Стефан не знал, какие страдания подсчитал пятизначный номер на её предплечье. Но было ясно: пятидесятилетний срок, отпущенный ей, предел того, что в состоянии вынести тихая женщина.