Г. Семушкин ничего не прикрашивает в чукотском быту. "...В углу тикал будильник, подвешенный за колечко на оленьих жилах. В обычное время этим будильником никто не пользовался. Люди отлично распределяли время и без часов. Будильник висел "для хорошего тона". Только перед приездом русских Ульхвургын брал его за "ухо" и накручивал. Теперь он исправно "тиктакал", и не удивительно поэтому, что время, показываемое будильником, ничего общего с настоящим не имело.
...Будильником этот представитель Советской власти здесь пользоваться не мог. Он только все это видел в квартирах культбазы, на пароходах и теперь подражал, как умел. Настоящее, сознательное представление обо всех этих вещах Ульхвургын получил позже, на своем родном языке, от будущих школьников из его стойбища".
В этом отрывке замечательно поданы и тема, и стиль, и тон книги Г. Семушкина: чукчи очень отстали в культуре, для преодоления их отсталости требуются героические усилия, но во всем этом ни сам Семушкин, ни его коллеги, ни другие работники культбазы не видят ничего особенного.
Семушкин изображает чукчей с настоящей товарищеской симпатией. В его тексте всегда чувствуется глубокая уверенность в том, что чукчи - самые обыкновенные люди, ничем принципиально не отличаются от других людей.
Их отсталость - категория исключительно историческая. На эту тему у нас достаточно писалось и говорилось, но редко кто это умеет делать с такой высоконравственной убедительностью и так просто, ка это делает Семушкин.
Если в книге Семушкина нет разработанных индивидуальных образов, то в ней есть замечательно сделанный образ чукотского народа, веками заброшенного в холодной тундре, веками оскорбляемого и обираемого и тем не менее сохранившего в чистоте умственную, нравственную и физическую энергию. Главное впечатление, какое получается из рассказа Семушкина, это прекрасная, счастливая эпоха, когда от такого глубокого, векового сна так просто и с таким радужным спокойствием просыпается целый народ. Чукчи сопротивляются "вторжению" культуры, они еще цепляются за шаманов, они еще боятся злых духов, они недоверчиво, а иногда и панически относятся к школьному начинанию культбазы. Но Семушкин умеет с пленительной точностью изобразить характер этого сопротивления: в этом сопротивлении наряду с привычным подозрительным отношением так ясно видишь добродушную доверчивость к новому, большие человеческие способности, расправляющиеся плечи освобожденного народа. И хотя Семушкин не произносит никаких филиппок по адресу вековых угнетателей чукчей и им подобных, у читателя возникает неожиданное и гневное обращение к ним, к тем, кто виноват в отсталости этих народов и кто и сейчас продолжает эту темную линию мракобесов.
Это общее впечатление от книги Семушкина усиливается той совершенно исключительной скромностью, с которой он изображает советских работников. Нет ни одной строчки, ни одного слова, которые пытались бы изобразить их работу как нечто героическое. Скорее можно обвинить Семушкина в том, что работа этих людей представлена чересчур скупо - обыкновенная советская работа, ничего особенного. Никакого самомнения, никакой позы, ни одного слова хвастливого, ни одного штриха, говорящего об усталости, напряжении, колебании. С бытовой стороны в книге показаны ничем не выдающиеся, прекрасные советские будни, именно поэтому книга дышит такой светлой уверенностью, такой основательностью и так убедительна.
Для того чтобы книга говорила так много и так впечатлительно, нужно иметь настоящее дарование художника. Семушкин достигает цели не словесными ухищрениями, не украшениями текста, а очень тонкой организацией материала: у него в книге главное - колорит: колорит природы, людей, настроений, идей и уверенности.
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ТОВАРИЩУ Ф. ЛЕВИНУ
(см.: "Литературный критик", N 12; Ф. Левин. "Четвертая повесть А. Макаренко")#1
Уважаемый товарищ Левин!
В статье своей Вы вспоминаете:
"Наша критика, и автор этих строк в том числе, приветствовала появление "Педагогической поэмы".
Давайте уточним. Вы и другие критики "приветствовали" мою первую книгу... через 2-3 года после ее появления. между прочим, в Вашей статье было и такое выражение:
"...материал с т о л ь н е с о в е р ш е н н ы й по своему художественному мастерству..."
Признавая некоторые достоинства моей книги, Вы тогда довольно решительно настаивали:
"...профессиональные писатели имеют граздо большие возможности создать исключительные, замечательные книги".
Вы упомянули о некоторых правилах и канонах, якобы известных профессиональным писателям и не известных мне.
Несмотря на общую хвалебность Вашей тогдашней статьи, я почувствовал, что Вы относитесь ко мне с высокомерным снисхождением "профессионала". Между делом у Вас промелькнули довольно выразительные, намекающие словечки: "фактография", "материал вывозит".