В этом году исполняется 100 лет со времени начала Первой мировой. Она закопала в землю около девяти (!) миллионов молодых людей, стёрла с карты мира четыре империи, превратила войну в беспринципную бойню, подарила женщинам избирательные права, отобрав у них мужей и сыновей…
Вся современная жизнь несёт на себе печать памяти о Первой мировой. В историческом мире совершенно обосновано звучат слова о том, что только падение Берлинской стены и объединение Европы являются подлинным окончанием Первой мировой войны. Первой, а не Второй, поскольку Вторая была неизбежным и органическим продолжением Первой, и при желании их можно смело соединять. Но обо всём по порядку.
Есть такое выражение — «театр военных действий». Война никогда не была театром в полном смысле слова, но столетиями носила в себе элементы возвышенного и героического зрелища. Отсюда парады, конные разъезды, яркая, красивая форма и военные оркестры. Всё это существует и поныне, хотя весьма урезано в правах и смыслах. Но именно в ходе Первой мировой впервые отказались от театральной составляющей. Театр просто был вытравлен парами хлора, рассыпан оружейными залпами невиданной дотоле мощности и закопан в грязь долгого и бессмысленного позиционного противостояния.
Пулемёт «Максим», как специально указывалось конструктором, выбрасывал 666 пуль в минуту (на самом деле — за 1 минуту 7 секунд). Появившийся подводный флот соблазнял возможностью лёгкого потопления судов противника. А самолёты впервые в истории сделали небо источником военной угрозы. Война нырнула в волны, взмыла в облака и перепахала землю. Последний царь из дома Романовых одним из первых сильных земли почувствовал, что гонка вооружений (знакомая фраза?) грозит неслыханными бедами. Николай II предложил европейским державам первую в истории программу разоружения (тоже знакомое выражение). За это был номинирован на премию мира (это слышали все), но сама программа так и не была принята.
Война моторов, война железа, чугуна и стали. Война, в которой кабинетные успехи химика или инженера стоят больше, чем храбрость кавалерийского офицера. Это — Первая мировая. Человек сам должен был стать немножко чугуном, немножко сталью, немножко кабинетным теоретиком, одуревшим от статистики смертей, публикуемой в газетах.
Есть военные конфликты, а есть борьба за выживание и столкновение цивилизаций. В начале ХХ века впервые со словом «враг» стали ассоциировать не только армию и флот противника, но всех жителей воюющего государства. Отсюда — тотальный характер бойни. Именно потопление немцами в 1915 году гражданского лайнера «Лузитания» показало, что мишенью стали все. То есть — гражданские тоже. До гитлеровских преступлений ещё было очень далеко, а методы уже были опробованы. США вскоре вступили в войну, европейская схватка превратилась во всемирную, и похоронки полетели через Атлантику.
Когда мужчины стали гнить в окопах, их место за станками на заводах и у плуга в фермерских хозяйствах заняли женщины. Это оттуда плакаты в стиле pin-up с дамой в рабочем комбинезоне, показывающей напряжённый бицепс, мол, «мы тоже не промах». Женщина с сигаретой, женщина в пивной после рабочего дня, женщина, рассуждающая о политике и требующая права голоса на выборах, — это оттуда. И ещё: тотальная война «не на живот» требует напряжения всех сил. Всё для фронта, всё для победы! И это оттуда. Правительства вынуждены были прибегнуть к контролю за рынком продовольствия, стратегического сырья и информации. По сути, правительства стали тоталитарными, хотя и с согласия населения. Ужесточилась цензура и появилась пропаганда. Появившись однажды, они уже никогда не исчезали полностью, и последующий тоталитаризм вполне может быть признан детищем той войны.
Сегодня евреи не слушают Вагнера, потому что его сильно любил фюрер ненавистного Третьего Рейха. А тогда, в начале века, англичане отказались исполнять и слушать Баха и Бетховена, домохозяйки выбрасывали столовые приборы с немецкими торговыми марками. Мальчик с фамилией Крюгге или Цейс был обречён ходить с синяками. Из корня национализма вырос проклятый цветок идеологической ненависти, цветущий до сих пор и издающий запах. Образом врага стала собирательная карикатура «Ганса», «Ивана» и «Джона». На пропагандистских плакатах с тех пор и доныне красивый и смелый «наш» держит за шиворот (пронзает штыком, душит и прочие варианты) отвратительного врага, воплощающего мировое зло. Пропаганда становится оружием, которое мобилизует своих и разлагает противника. Кроме пуль и шрапнели на окопы теперь сыпятся и пропагандистские листовки. Их эффект часто превышает эффект боевого оружия. Но были и другие последствия.