Во-первых, нужно сказать пару слов о влиянии искусства на коллективное и индивидуальное сознание. Вот в период, когда был самиздат и жесточайшая цензура в печати, слово имело огромную ценность — это была твёрдая валюта. Написанные на папиросной бумаге какие-нибудь рассказы, например, Солженицына, Даниэля или Синявского, переписываемые от руки и передаваемые тайком из рук в руки, представляли великую ценность. Люди обсуждали написанное, думали, шептались. Это написанное слово, без глянцевой упаковки, без всякого маркетинга, без книжных полок, имело серьёзнейшую цену для человека читающего, думающего. Совсем иначе происходит дело во времена вседозволенности, когда пиши всё, что хочешь, говори всё, что хочешь. Когда самая гениальная книжка совершенно теряется в море печатного продукта, словно капля. В книжных павильонах, на книжных ярмарках, на полках книжных магазинов стоят книги тысяч наименований. И самое умное слово рискует раствориться среди дамских романов, эзотерики, кухонных рецептов, описаний путешествий, справочников, словарей, детективов и т.п. Цензура, таким образом, делала скрытую рекламу умному продукту. Она устанавливала высокую цену слова самим фактом внимания к слову. А то, что делает сегодня рынок и общество потребления — это убийство настоящего влияния слова на человека. Слово обесценивается: слов так много, их так много произносят, что потерялось всякое уважение к говорящему и пишущему человеку. Нужно совершать какие-то титанические труды. Ещё и Божие помазание должно быть на этих титанических трудах, чтобы слово пробило толщу безразличия, макулатурную толщу слов праздных и не нужных и добралось до сердца человека.
То же касается и кино. Люди, которым посчастливилось провести своё детство в Советском Союзе, хорошо помнят как фильмы влияли на человека. Кстати, хорошее было детство: со спортивными бесплатными секциями; время отсутствия порнографии, массового детского алкоголизма, время полного отсутствия наркотиков на улицах. В те времена каждый незнакомый дядя или тётя могли тебе, подростку, замечание сделать на улице и ты понимал, что они имеют на это право. И ещё много было разных хороших вещей. В общем, хорошее было детство. Тогда стоило, допустим, выйти на экраны четырёхсерийному фильму «Д’Артаньян и три мушкетёра», как стали вскоре забиты секции фехтования: мальчишки на фоне всего этого шли в эти секции и там по законам подражания брали в руки шпаги и рапиры. Кто-то быстро оттуда ушёл, а кто-то там и остался, и воспитался через спорт. Стоило выйти на мировые экраны, допустим, фильму о Тарзане, как тут же возникала масса людей, которые делали тарзанки, висели на ветвях, пытались подтягиваться, воспитывали себя. Позже многие ходили с бревном на плече как Шварценеггер в каком-то фильме про что-то (это я уже не очень люблю). Целое направление молодёжного спортивного движения родили голливудские кунг-фу-фильмы 70-х годов, начавшиеся с небезызвестного Брюса Ли. Западный масскульт тонкими ручейками просачивался через железный занавес, и у нас тут же возникали подпольные секции. Люди кричали «кия» и неуклюже махали ногами, они отжимались на кулаках и читали брошюры по китайской философии. Это потому что кино имеет огромный пропагандистский эффект и способно влиять на бытовое поведение зрителя.
Так бывало раньше. Что сейчас? Пусть специалисты скажут больше, но я думаю, что цивилизованный мир устал, пресытился и изрядно поглупел. Сегодня трудно взорвать общество каким-то одним фильмом. Их снимается так много! Фабрики грёз выпускают грёзы в таком огромном количестве, что никого уже ничем не удивишь. Да и нет ничего такого, что могло бы взорвать сознание общества и перевернуть его в ту или иную сторону. Тарковские, в атмосфере вседозволенности и перенасыщенности рынка, в атмосфере падения вкуса, просто не рождаются. А если рождаются, то рискуют умереть в безвестности. Вкус надо воспитывать. Например, опера, человеку не готовому ничего не скажет, а человеку подготовленному скажет очень многое. Для него она будет источником высоких наслаждений. И если человека не учить и не готовить, то он пройдёт мимо любой картины, любого стихотворения, как Пушкин писал о варваре: «Печной горшок тебе дороже, ты пищу в нём себе варишь». Что нужно варвару? — Плясать, радоваться чужому несчастью, блудить, жрать, душить врага, иногда проверять у сына уроки. Так вот шум по поводу взрывоопасности «Левиафана» был несколько преувеличен.
Фабула проста, как говорят в Киеве, «словно дорога на Борисполь». Какой-то местный «князь», совершенно отвратительный человек, вечно пьяный (в этом фильме вообще все вечно пьяные) депутат или не знаю, кто он там, совершает каскад беззаконных действий, за которые его никто не наказывает. И его там покрывает местный епископ, не совсем может даже и знающий о делах этого человека, просто покрывающий его, как власть имущего. В этом заключается «наезд» на Церковь, что обижает верующих, безразлично индифферентным и сильно нравится тем, кто Церковь в принципе ненавидит.