Перед лицом жестоко убиваемых один за другим сыновей Соломония говорила им: «Я не знаю, как вы явились во чреве моем; не я дала вам дыхание и жизнь; не мною образовался состав каждого. Итак, Творец мира, Который образовал природу человека… опять даст вам дыхание и жизнь» (2 Мак. 7, 21-24) Это слова, в которых слышно не только мужество, но и мудрость особого рода. Вот почему мы любим и славим страдальцев за Истину. И вот почему вера мучеников сильнее сомнений философов.
Входя в область веры, уму необходимо обнажаться. Обнажение ума — это добровольный отказ от предварительных знаний, поскольку в области веры эти знания скорее помешают, чем помогут. Моисей, увидевший горящий и не сгорающий терновый куст, сказал: «пойду и посмотрю на сие великое явление, отчего куст не сгорает». Но Господь воззвал к нему: «не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая» (Исх. 3, 3-5)
Точно так же со страхом должен отказаться от своих пыльных, из-под земли добытых знаний ум, желающий видеть и понимать дела Божии.
В земной реальности ум человека действует, чтобы управлять и командовать, подчинять и поглощать. Приступая к Богу, ум сталкивается с реальностью, которой он никогда не будет управлять и командовать! Эту реальность нужно созерцать, и созерцать смиренно. Если есть что-либо, достойное смиренного созерцания, то это праздник Рождества Христова в первую очередь.
Зерно бросается в землю, чтобы в виде колоса восторжествовать над землей, вознестись вверх. Зерно должно именно скрыться в земле. Лежащее на ней, оно, скорее всего, будет склевано птицей или погибнет иным образом. «Уйти вглубь, чтобы подняться вверх» — вот закон жизни.
В этом смысле дерево яслей было семенем, из которого выросло Древо Креста. Между яслями и крестом есть одно природное тождество. И то, и то — древо смирения. Древо, на котором благоволил возлечь родившийся Царь, и древо, на котором этот же Царь благоволил умереть за согрешивших рабов. Крест, несомненно, вырастает из яслей. Спрятавшись, словно зерно, под землю, малое древо Рождества со временем выросло и вознеслось над землей в виде Великого Древа Голгофы.
В том, что это так, можно убедиться и из Символа веры. Там, говоря о Рождении Христа по плоти, мы сразу же переходим к словам о Его распятии. Только что было пропето или прочитано слово о вочеловечении, и тут же звучит «распятого же за ны при Понтийстем Пилате». Так наша мысль ежедневно совершает мгновенный переход от яслей к Кресту, и — от Вифлеема к Голгофе.
Что нового в Новом году? (7 января 2012г.)
Новый год — прекрасный праздник. Точнее так: Новый год может быть прекрасным праздником, если бы не пьянство, не бессонная ночь перед телевизором и если бы не контраст между ожиданием «чего-то» 31-го декабря и отсутствием этого «чего-то» 1-го января. А так — все очень мило. Мороз, предпраздничная суета, всеобщая нервная взвинченность. Дети ждут подарков, взрослые стараются раньше уйти с работы и месят снежную кашу, заходя по дороге домой во все попавшиеся магазины, но чаще всего — в бакалею.
Если правда то, что Рождество на Западе все больше утрачивает религиозный смысл, если правда, что люди там все чаще поздравляют друг друга не с Рождением Мессии и не с Боговоплощением, а с каким-то аморфным «праздником», предполагающим семейные посиделки, печёного гуся и обмен подарками, то наш Новый год — это почти «их» Рождество. С праздником — чмок! С праздником — дзинь! С праздником — буль-буль! С праздником — спокойной ночи!
К Новому году нас приучила советская власть. Если бы не засилье идеологических праздников, никто бы не вкладывал столько души в ожидание смены цифр на календаре. Но все остальные праздники требовали либо патетической печали, либо безудержного энтузиазма. Просто человеком побыть было некогда. Отсюда эта истинно детская любовь к ёлочному конфетти, запаху хвои и мандаринам. Это лишнее доказательство того, что стареет тело, а душа, завёрнутая в умирающую плоть, стареть не хочет, не может, не умеет. Она, душа, остаётся детской, ей хочется сказки и чуда.
Но есть в праздновании Нового года и грусть. Эта грусть рождается оттого, что нового в Новом году нет ничего, кроме изменившихся цифр на календаре. Всё остальное — старое.
Человеку свойственно перетаскивать свой ветхий скарб страстей и привычек из года в год с завидным постоянством. Оттого всякий новый год — старый. «Куда дерево упадёт, там оно и лежит», — говорит кто-то из пророков, имея в виду злостный навык человека. И в одной из молитв соборования говорится, что «якоже руб поверженный всякая правда наша пред Тобою». «Поверженный руб» — это и есть то самое упавшее дерево, которое указывает всегда в одну и ту же сторону, как и жизнь закосневшего в грехах человека.