Статьи и проповеди. Часть 5 (06.01.2012 – 11.06.2012)

Я вспоминаю все это сегодня — накануне памяти отцов Первого Собора, и воспоминания с мыслями слепливаются в некий странный ком. Таким комом, в котором трудно выделить главное и второстепенное, и есть наша жизнь. Церковь хранит молитвенную память о прошедших веках. Эта память воплотилась в песнопения, которые нужно знать и учить всю жизнь, чтобы не столбом, а человеком стоять на службе. Если это сделать, полюбят люди, сильно полюбят Церковь не в пример привычной поверхностности. И даже там, где мы ничего путного не делаем, люди сами ищут свет и идут за разъяснениями. А вот здесь некий наш брат по ремеслу, но враг по духу, бьет им, не щелбан, нет, но подлинный лещ, оттянутым заскорузлым средним пальцем. Тем самым, которым ныне обвыкли непристойные жесты показывать. И от этого леща пугливо съеживаются в православной голове остатки смысла. Остается только дзен-буддистский вопрос — если уже и попу Триодь не интересна, то чего удивляться, что Трумэн на Хиросиму бомбу сбросил?

Но ведь эта история и есть некий диагноз, подобный наблюдению дрожащих стрелок перед землетрясением. И ереси, терзающие Церковь, могут бесконтрольно плодиться только в одной питательной среде, имя которой — невежество народа и безразличие духовенства.

Но прочь, прочь лихие думы. Посидели на ветке, той, что ближе к земле. Теперь — марш наверх, в облака! Сегодня в церкви будут петь стихиры: «Кто Твою Спасе ризу раздра? Арий, Ты рекл еси, иже Троицы пресече единочестное начало в разделения: сей отверже Тя быти единого от Троицы, сей и Несториа учит Богородицу не глаголати. Но собор, иже в Никеи, Сына Божия Тя проповеда Господи, Отцу и Духу сопрестольна».

Ты меня любишь? (28 мая 2012г.)

«Ты меня любишь?», — говорит один человек другому. «Конечно, люблю», — отвечает спрашиваемый. «Но почему ты тогда не делаешь то, что я прошу?»

Этот вопрос убийственный. Он подразумевает, что вопрошаемый человек лжет. Он, наверное, не любит, поскольку если бы любил, то делал бы, что просят. Однако он твердит «люблю, люблю», но продолжает делать не то, или не совсем то, что просят. Врет ли он?

Врет ли Петр, когда на вопрос Христа: «Любишь ли Меня?», отвечает: «Люблю»?

Иисус Христос и апостол Петр

Петр не врет, но Господь продолжает спрашивать: «Любишь ли Меня?» Эти вопросы, которых всего будет три, подобны трем штыкам лопаты, которые углубляют первоначальную глубину в два, а затем в три раза. «Любишь ли Меня?» «Люблю!»

«А что ж ты отрекся, если любишь? Итак, еще раз — любишь ли Меня?» — «Люблю!»

«Это что за любовь такая — говорить одно, но делать другое? Ты любишь ли Меня?» — «Ну, ты же знаешь все! Ты знаешь, что я люблю Тебя» «Паси агнцев Моих».

Теперь станем на суд Христовых слов и мы. Не одному же Петру там стоять!

Спросит Христос: «Ты любишь Меня?» Мы ответим: «Да, да. Конечно. Разве Тебе иного не знаем. Имя Твое именуем!» А Он спросит вслед: «Как же ты творишь на каждом шагу то, что Я не заповедовал; то, что Я ненавижу; то, что Мне не нужно вовсе?» Что мы скажем в ответ?

Мы ничего не скажем, но мы поймем нечто. Мы поймем, что в человеке одновременно живут и вера, и неверие. Отсюда вопль: «Верую, Господи, помоги моему неверию!» Подобным образом «люблю» и «не люблю» одновременно тоже живут в человеке. «Люблю» и, значит, творю волю Твою, творю заповеди Твои. Но вместе с тем не до конца люблю, а значит, творю волю свою и заповеди человекоубийцы тоже временами исполняю.

По характеру Петр весь наверху, весь на поверхности. Как тот корабль или лодка рыбацкая, в которой он плавал по поверхности вод в бытность рыбаком. Сердце его привычно к доверию первым своим движениям. Если сию секунду люблю, то (думает подобный человек) всю жизнь любить буду. Если сейчас не боюсь, то никогда не дрогну. Мы на подобную простоту, граничащую с легкомысленностью, не имеем права. Для того Петр на себе самом и провел эксперимент, чтобы горько оплакать свои «души прекрасные порывы» и предостеречь всех нас от полного доверия себе. Если сейчас люблю, то вовсе не значит, что люблю по-настоящему.

Рыбаки тонко и избыточно не рефлектируют. Люблю, значит — люблю, и не важно, что только недавно отказывался от «Человека сего». Куда более знаком с глубиной сердца Павел. Этот человек — глубокий книжник и смеситель еврейской хитрости с языческой мудростью. Он часто говорит, что «влечет его и то, и другое», имея в виду умереть или остаться. И еще говорит, что умом он любит закон правды, а в плоти у него доброе не живет. То есть рассеченность и двоякость человеческой природы Павлу известна, тогда как Петр наивен и часто себя самого не знает.