Но раз все так плохо, мистер Солженицын, не хотели бы вернуться в красную Россию? Или вы нам предлагаете социализм как идеал? Такие вопросы были неизбежны и закономерны. Писатель отвечал, что социализм как модель он ни в коем случае не предлагает и не пропагандирует. Но и Запад как образец своему народу предложить бы поостерегся. Речь идет о поиске путей, а не о выборе готового. Здесь соль.
Мышление Запада бинарно: «плюс» — «минус», «хорошо» — «плохо». Но кроме «хорошо» и «плохо» есть еще «хуже» и «лучше». Ответы нужно искать, а не выбирать (сравни с тестовой системой оценивания знаний, убивающей умственные способности). Солженицын говорит, что Запад уже совсем не вождь человечества. И есть симптомы, как предупреждения. Например, «падение искусств или отсутствие великих государственных деятелей». Все это видно глазом невооруженным — на выставках и на совместных фотографиях мировых лидеров. Так что же? В духе ветхозаветных пророков Солженицын призывает Запад смиряться, ровно так, как призывал смиряться «гордого человека» Достоевский в Пушкинской речи. Запад привык к профессиональному анализу более, чем к пророчеству, однако насторожился и замер.
Наш писатель напоминает, что «в ХХ веке западная демократия самостоятельно не выиграла ни одной большой войны (очевидно, что и войну с ИГИЛ, ею порожденным, не выиграет — А.Т): каждый раз она загораживалась сильным сухопутным союзником, не придираясь к его мировоззрению». Ценное замечание. Еще одно ценное замечание: две войны, названные мировыми, не были мировыми. Это были войны Запада на самоуничтожение! Мировые войны (говорит Солженицын) еще впереди, когда Индокитай и прочая-прочая ввяжутся в жуткую бойню, и мы таких войн еще не видели. В тех будущих войнах Западу ничего не светит. Так почему же он, этот прежний мир христианства, свободы (более — борьбы за нее), науки и искусства, так ослабел? Почему лучшие люди Запада, вдумчивые и молящиеся, говорят хором о близкой гибели? И наш писатель, в силу традиции ищущий корешков, а не вершков, в поисках ответа переходит к истории.
Он говорит об «антропоцентризме», то есть о помещении человека в центр мира, взамен изгнанного из центра Бога. Это и есть гуманизм. Пусть, говорит автор, Средневековье было жестоко и тягостно. Но гуманистическое сознание «не признало за человеком иных задач выше земного счастья и положило в основу современной западной цивилизации опасный уклон преклонения перед человеком и его материальными потребностями». Все духовное осталось за скобками. «Так и оставлены были сквозняки для зла, которые сегодня и продувают свободно». Обнаженная свобода не решает проблем человечества, но лишь рождает проблемы новые. Солженицын имеет смелость напомнить, что идея свободы родилась в христианском, а не каком-либо ином, обществе. И эта идея предполагает более ответственность, нежели вседозволенность. Не только 200 лет назад, но даже 50 невозможно было, чтобы «человек получил необузданную свободу — просто так, для своих страстей». Но с тех пор Запад успешно сбросил со своих плеч иго благое и бремя легкое, и уже никакие достижения науки и прогресса не искупят «той моральной нищеты, в которую впал ХХ век, и которую нельзя было предположить, глядя даже из века ХIX-го».
Философский гуманизм есть предтеча коммунизма. И Маркс в 1844 году говорил, что «коммунизм есть натурализованный гуманизм». Бога вон! Человека в центр! Вот и гуманизм. И Запад с Востоком (красным) связан, ибо и те и другие — гуманисты. Только одни за частную собственность, а другие против. Одни за умеренный законами разврат, а другие — либо за разврат без ограничений, либо за безбожный и строжайший аскетизм. Родовая связь, совершенно очевидная, но не всем понятная. Мир расколот, и у двух наибольших осколков сходная болезнь. Мы, говорит автор, дети Просвещения. Просвещения феерического, яркого, но безбожного. И мы пожинаем плоды. У нас нет будущего, если мы замедлим оставаться в этой обветшалой парадигме земного счастья и несдержанной свободы.
Можно добавить сюда, без вреда, мысли Николая Сербского. Тот говорит, что Папа возгордился и обожил себя, сказав: «Я на земле вместо Бога. Я Наместник Его». Скрыто это означало: «Я и есть Бог!» Лютер восстал против этого и сказал: «Ты не Бог», — но добавил: «Мы все — боги». Началась затем вакханалия ложных богов и битва за первенство, и закончилась криком Ницше: «Бога нет! Он умер. Мы все убили Его!» Дальше — конец истории. Конец истории, ознаменованный войнами и мятежами, пожарами и грабежами. Если не будет покаяния. Вряд ли покаяние подлинное и массовое возможно на уставшем и пресытившемся Западе. Поэтому взоры мира — на Восток. Не буддистский или иной какой, а христианский — на Россию. Мир ждет света с Востока.