Чтобы быть особенно успешным в этом мире (успешным только на некое время), нужно полностью омертветь для звуков из иного мира. Нужно приобрести бесчувствие к прикосновениям иной реальности. Запад честно пошел по этому пути и, как пиявка от дурной крови, стал набухать и становиться сильнее. А мы недоумевали. Как же – и Бога оставил, и силой наполнился? Можно ли это? Ведь явный соблазн. Отсюда то отторжение, то спешное желание воплотить всякую западную идею, желание догнать и перегнать. И вот наконец стало ясно, что у Колосса с золотой головой и серебряными плечами ноги глиняные. Даже – пластмассовые. А у нас хоть голова не то что не золотая, но еще иногда и немытая, но зато ноги свои, а не глиняные. И там, где раньше мы видели только величие человека и его победы – одни победы и победы, – там мы видим теперь только аккуратный фасад, за которым человек гниет, тоскует и развращается.
Хватит говорить о том, что мы не творим, а подражаем. Что мы сидим в тени и устранены от общего училища человечества. Хватит. Если бы сам Чаадаев жил сегодня, он бы этого уже не сказал. У нас есть нравственно-аскетический идеал, который воплотился в восточном монашестве и полюблен нами с самого начала нашей личной истории. Это не безделица. Это стержень человеческой жизни. Представьте, что у вас есть колодец с водой. Эка невидаль! Воды везде у всех полно. У некоторых даже есть джакузи и автоматический полив газона, а у вас только колодец. Но теперь представьте, что у всех лопнули трубы, засорились каналы, зашипели краны и пересохли источники. А у вас – колодец! Тот самый колодец, но неимоверно возросший в цене. По сути – бесценный колодец.
Таким бесценным колодцем в эпоху отчаяния и общего невроза, бытового безбожия и всемирной тоски у нас является Православие. Православие, а в нем – Семья, Покаяние, Литургия, Таинства. И конечно – монашество, которое столько раз уже удерживало нас на краю и до сих пор удерживает.
Это и есть та прохладная, как Гедеонова роса, мысль, пришедшая ко мне во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о собственном бессмертии, о Фрэнсисе Фукуяме, Фридрихе Ницше и последнем человеке, который моргает, глядя на звезду.
Погребальный обряд как основа культуры (4 сентября 2015г.)
Погребальный обряд это одно из тех скромных на вид семян, из которых вырастает могучее дерево развитой культуры. Само представление о смысле жизни, о ее продолжении за гробом, то есть сама основа того или иного мировоззрения связана с типом погребения. Без сомнения, связаны с надгробным плачем архитектура и поэзия, историческая память народов и наличие у них общепризнанных святынь. Согласно Александру Сергеевичу, наше сердце обретает пищу в «любви к родному пепелищу» и в «любви к отеческим гробам». Его герои то и дело являются на кладбища, причем в основном на смиренные сельские кладбища, чтобы помолиться, уронить слезу, вспомнить. И ничего бы не утратила фабула «Онегина», не будь в ней срок об отце Татьяны и Ольги. Но сильно обеднел бы текст без этих, казалось бы, второстепенных строчек:
Он был простой и добрый барин
И там, где прах его лежит
Надгробный памятник гласит:
Смиренный грешник, Дмитрий Ларин,
Господний раб и бригадир
Под камнем сим вкушает мир.
Увы, свои претензии к Богу лично и к Божьему миру вообще человек все чаще проявляет нежеланием лежать под камнем.
«Ваш прах может быть развеян в любимом саду или на лужайке для гольфа. Есть услуга развеивания праха с вертолета или с телевизионной башни. Он может быть высыпан в море, в той точке, которая будет оговорена заранее» И так далее. Текст, заставивший бы еще недавно стоящего сесть, а сидящего лечь, сегодня в лучшем (худшем) случае взывает на лбу испарину и учащает сердцебиение. Это официальная услуга, не из дешевых, между прочим – кремация с последующим высыпанием праха по ветру в оговоренном месте.
Развеян прах Майи Плисецкой. Где-то в Германии. В Калифорнии развеян прах недавно скончавшегося писателя Лурье. Конечно, таких примеров не счесть. Просто на заметных людях заметны общие тенденции. Когда теперь в Калифорнии дунет ветер, и у прохожего заскрипит песок на зубах, трудно будет этому прохожему не выстроить вдруг в голове цепочку странных рассуждений. Это если он знает статистику недавно сожженных и развеянных в его штате.
Люди говорят словами. Но люди говорят и поступками, жестами, мимикой. Танец тоже разговор. В этом смысле великий танцор или великая танцовщица, попросившие в завещании прах их развеять, о чем говорят? Они говорят поклонникам и зевакам: «Я не верю в воскресение мертвых. Я не верю в Бога вообще и в возможность общения с ним. Я ни во что не верю. Не ве-е-е-рю-у. я оставляю вас, а вы оставьте меня Проща-а-айте». И – последний взмах ручкой. В этом смысле в кремации, как в явлении, зашифрован текст.