Стать мировой державой

Вряд ли “имперская” традиция М. Погодина, В. Соловьёва, Н. Бердяева, Л. Троцкого, В. Кантора, M. Ignatieff является более российской и мощной, чем прямо и абсолютно противоположная традиция митрополита Иллариона с его “Словом о законе и благодати”, Андрея Боголюбского с его политикой ухода от Запада на Северо-Восток, Александра Невского, сумевшего переиграть и Запад, и Орду и спасшего Россию, Сергия Радонежского, благословившего Дмитрия Донского на разгром генуэзского - западного - наёмника Мамая, преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского, инока Филофея, М. Ломоносова, Г. Державина, Пушкина, Тютчева, Достоевского, Н.Я. Данилевского, К. Леонтьева, Розанова, Блока с его абсолютно антиимперскими призывами Европы “на братский пир труда и мира.., на светлый братский пир“xxx[xxx], Сталина с его идеей о “возможности построении социализма в одной стране”, Архимандрита Константина Зайцева с его идеей сохранения “исторической личности России” Кожинова с его теорией самодостаточной российской цивилизации, В.Л. Цымбурского с его красивой и чрезвычайно прагматичной идеей “Острова Россия”, протоирея Всеволода Чаплина, формулирующего “нам до до всего в мире есть дело”, выдающегося филолога и мыслителя В.С. Непомнящего с его чрезвычайно интересным вариантом своего рода филологической геополитики, выросшей из создания новой пушкинистикиxxxi[xxxi].

Имперскости и подлинным империям не нужна личность. Там культивируется сама голая власть. Личность нужна только самодержавию и мировой державе, поскольку они возможны не через натужный долг или подчинение, а только через любовь и добровольное служение.

Не государству и не конкретным руководителям, не деньгам и силе, а конкретной исторической личности. Для России это всегда конкретный человек, конкретная тысячелетняя государственность и Христос.

… Вот А. Проханов называет себя “последним солдатом империи”: “Мой чувственный мир давно уже живет вокруг этой монады - Государства. Так случилось, что мне было дано жить в советском государстве. Если бы я жил в царской Империи, я описывал бы явление Императорской России. Я чувствовал бы потребность изобразить то государство - с Помазанником Божьим, с проекцией Бога в царство, в царя, в Государя Всея Руси… В институты, освященные православной традицией. Я жил среди Другого государства - и мой интерес к нему постепенно превратился в любовь к нему. Это был постоянный объект моей работы. Я открывал в этом государстве огромные миры метафизические, вырабатывал свою эстетику. Это не значит, что я просто писал государство. Было множество людей, характеров. Были войны, которые вело государство, были разведоперации в глобальных масштабах, были человеческие драмы и трагедии, был штурм дворца Амина, и этот штурм осуществлялся не роботами, а людьми, которые гибли от пуль, переживали, страдали, сами убивали. Потом в государстве произошла трагедия 1991 года, я видел, как рушится государство, и мой герой романа “Последний солдат Империи” - это настоящий певец государства…“xxxii[xxxii].

Я уверен, что возникшая вдруг осенью 2002 года симпатия между Прохановым и Березовским не случайна и нисколько не конъюнктурна. А. Проханов такой же имперский либерал-патриот, как и Федотов или Кантор. В самом деле, разве может уважающий тысячелетнюю российскую государственность человек спокойно употреблять такое выражение как “царская Империя”? Это даже не оксюморон, а просто в Киеве бузина, да и та с Запада… Разве можно в неимперской России

так влюбляться в государство?..

Наконец, важнейшей особенностью России как мировой державы, а не империи, является то, что она действует в мире не через внешнюю экспансию, а через освоение жизни на своей внутренней территории, через внутреннюю колонизацию.

Формула нашего всемирного действия чрезвычайно проста: нам чужой Земли не надо - но и своей ни пяди не дадим.

Но совсем другой настрой у империй. Этот настрой прекрасно показан великим критиком языческого Рима Блаженным Августином: “Следовало ли желать, чтобы государство римское разрасталось посредством таких жестоких войн, когда оно могло быть и спокойным и безопасным, следуя той политике, посредством которой усилилось при Нуме? Ответят разве, что государство-де римское не могло бы разрастись так широко и приобресть такую громадную славу, если бы не вело постоянных непрерывно одна за другою следовавших войн? Нечего сказать: уважительная причина! Зачем же государство, чтобы сделаться великим, должно было не иметь покоя?..“xxxiii[xxxiii].

Так и кажется, что этот свой вопрос Епископ Иппонийский задавал не столько своим современникам, сколько великим почитателям того Рима - нынешним США, особенно тем кругам, которые изо всех возможных сил толкают мир к войне.