Стать японцем

Запрет на изменение сословного состояния, создание крестьянских пятидворок с их принципом круговой поруки и коллективной ответственности (за недоимки, преступления, организацию общественных работ и т. д.) подкреплялись подробнейшей регламентацией жизни всех сословий. Социальные роли были разработаны с пугающей детализацией: регламентации подвергались одежда, прически, еда, размер и устройство жилища, материалы для его постройки, способы передвижения (простолюдинам запрещалось путешествие в паланкине), формы публичного поведения (поклоны, приветствия, этикетность устной и письменной речи, самурайские самоубийства и т. д.). Даже руки преступникам высокого положения и простолюдинам завязывали по-разному. Общество и государство этого времени были выстроены в соответствии с казарменными идеалами военного человека. И такое положение вещей японцы воспринимали как культурную норму. Отсутствие тех или иных правил в других странах казалось им отклонением от «культурности». Узнав от плененного в 1811 г. капитана Головнина (1776—1831) о том, что прически в России не определены законом, «японцы засмеялись, немало удивясь, что на это нет общего устава»¹⁵. Законотворческая деятельность, которая в значительной степени носила запретительный (регламентирующий) характер, отнимала у властей колоссальное количество времени и бумаги. Распоряжения правительства и князей доводились до сведения жителей либо письменно (на досках объявлений), либо устно (оглашались на деревенских сходах). Распоряжения, вывешиваемые на досках объявлений, служили учебным материалом в школах при буДдийских храмах (тэракоя). Отличительной особенностью таких распоряжений было отсутствие «мотивировочной» части — жителям предписывался тот или иной способ поведения без объяснения его причин.

Японец проживал в регламентированном и предсказуемом пространстве — не только социальном, но и физическом. В этом пространстве частные дома, учреждения, магазины, театры, публичные дома, возделанные поля занимали раз и навсегда определенное властями и традицией место. Занятия были наследственными, местожительство — тоже. Для совершения путешествия требовалось разрешение властей. Земельный надел не дробился и передавался старшему сыну, младшие сыновья часто занимались отходничеством, но это было именно отходничество, а не перемена места жительства. Многие должности в административном аппарате были наследственными — они передавались старшему сыну. Сетования маргинальных мыслителей, ратовавших за отбор способных людей в аппарат управления, оставались неуслышанными. Люди не искали (не имели возможности искать) «лучшей доли» за морем (или «за горой»), «пионерский» дух подавлялся, степень оседлости населения была чрезвычайно высокой. Глава голландской фактории (1826—1830) Феликс Мейлан (Felix Germain Meylan, 1785—1831) писал, что «сын не может занять в обществе более высокое положение, чем его отец; <...> сын, который осмелится занять более высокое положение, чем отец, будет считаться безусловным нарушителем того, что считается правильным — до такой степени, что это будет сочтено за преступление»¹⁶.

Общий ритм жизни был выстроен из расчета на извечность существующих порядков, будущее время тоже рассматривалось как полностью предсказуемое. В 1836 г. залезший в долги даймё княжества Сацума заключил с кредиторами соглашение, согласно которому завершение выплаты долга предусматривалось в 2085 г. Капитан Головнин отмечал: ознакомившись в одной старой книге с описанием России прежнего времени, но получив уверения Головнина, что с тех пор все изменилось, японцы не хотели верить, «чтобы целый народ в короткое время мог так много перемениться», поскольку они исходили из «собственной привязанности к своим старинным законам и обычаям»¹⁷.

Общий курс образования, осуществлявшегося в разветвленной сети частных и княжеских школ (как для самураев, так и для простонародья), получивших особенное развитие со второй половины XVIII в., был направлен на усвоение учениками того, что высшей добродетелью является безоговорочное послушание — сюзерену, главе семьи, старосте, уездному и городскому начальству. Образцом послушания выступали самураи — главной добродетелью их неписаного кодекса чести (бусидо) выступала верность сюзерену. Таким образом, от общества требовалось, чтобы в этом отношении оно вело себя в соответствии с идеалами военных людей. Сохранилось большое количество сочинений представителей всех сословий, которые свидетельствуют о том, что вопросам церемониальное™ и этики уделялось огромное внимание. При всей разности подходов для большинства из них характерно воспевание послушания, трудолюбия, честности, этикетности поведения, долга, личной верности, подчиненности человека интересам коллектива.