Читаем Стать японцем полностью

Солдат должен быть силен телом, но еще большее внимание уделялось закалке духа. Настоящий святой, как известно, достигает победы над плотью. Он способен творить чудеса не с помощью своих физических кондиций, а с помощью очистившегося и могучего духа. Именно воспитанию несгибаемого духа армия уделяла первостепенное внимание. Одним из средств для этого выступало учебное фехтование — на деревянных мечах (кэндо) и винтовках. «Цель занятий фехтованием состоит в улучшении подготовки солдата, в особенности воспитанию несгибаемой силы духа». Именно поэтому сближение с партнером, переходящее в рукопашную схватку, в которой победа достигается с помощью физической силы, считалось нарушением принципов фехтовального искусства и, таким образом, не способствовало духовному совершенству. Основное внимание во время поединка фехтовальщиков должно быть направлено на чистоту своих собственных помыслов, выражением которых является правильность поз (т. е. ката), занимаемых солдатом". Иными словами, главное внимание должно быть направлено на самого себя, а не на противника. Поединок с самим собой — именно так следует назвать систему подготовки японского воина. Эта особенность была явлена не только в мирной жизни, но и во время реальных боевых действий. В своей основе это была тактика токугавских самураев и практика буддийских монахов. Нынешние японские солдаты должны были походить именно на них.

В самом начале руководства для солдата фиксируются ситуации, когда он должен был отвешивать самые разные виды поклонов. Таких ситуаций составитель руководства насчитывает сорок девять!100

Японский солдат, безусловно, обладал «культурностью» в указанном выше смысле и гордился ей. Недаром в армейской среде люди, ведущие «обычный» образ жизни, презрительно обозначались словом «деревенщина». После окончания воинской службы набравшийся «культурности» демобилизованный солдат возвращался в свою деревню, где он нес приобретенный им багаж умений в среду односельчан. Они же не только оказывали ему всяческие почести — он имел преимущественное право на занятие должностей в аппарате местного самоуправления (руководство кружками для молодежи, пожарным расчетом, членство в Совете деревни и т. п.). В связи с этим юноша, признанный негодным по состоянию здоровья для службы в армии, попадал в категорию социально ущербных.

В то же самое время армия опутывала солдата таким ворохом инструкций, что он оказывался не способен к принятию самостоятельных решений. Усвоив на уровне рефлекторного поведения последовательность и интенсивность действий, необходимых для «правильной» маршировки, быстрой ходьбы (114 шагов в минуту при длине шага в 75 сантиметров) и бега (170 шагов в минуту по 85 сантиметров)101, рытья окопов и стрельбы, японский солдат за счет своей дисциплинированности с легкостью превосходил неорганизованное сопротивление, но при встрече с серьезным противником он ему явно уступал, поскольку реальная схватка — это всегда преодоление множества непредсказуемых обстоятельств. Твердя о том, что армия — это школа для воспитания настоящего мужчины, генералы забывали, что от мужчины требуется не только повиновение. Однако именно повиновение выдавалось за главное мужское достоинство.

Армейская жизнь даже в условиях мирного времени представлялась для многих японцев моделью для подражания. Цитированное выше пособие для солдата было издано в спокойном (мирном) 1926 г., когда, как тогда казалось (а многим кажется и до сих пор), процессы демократизации набирают в

уровне безусловного рефлекса. Такому человеку не требовался надзиратель. Он сам был надзирателем над своим телом. «Он почувствовал, как при одной мысли об императоре его мышцы конвульсивно напрягаются, а тело готово принять благоговейную позу»102. Не об этом ли мечтал теоретик детской психологии Хиранума Рё, когда он говорил о том, что целью школьных уроков по физкультуре является «понимание, затверживание телом и воспитание привычки к церемониальное™ и к другим нормам поведения, необходимым в повседневной жизни»?103 Иными словами, на предъявляемый жизнью стимул подданный должен был отвечать (и отвечал) выработанным у него телесным рефлексом. Рефлекс был условным, но и спутать его с безусловным было не так трудно. Пренебрежение к интеллектуализму и увлечение телесностью естественным образом подводило известного теоретика физкультурного движения Маэкава Минэо к выводу: конечная цель занятий физкультурой заключается в том, чтобы «сделать тело Путем учения, чтобы работа тела выявляла сущность самого человека»104.

►'•'■ха

<p><emphasis>Глава 5</emphasis></p><p><strong>Упразднение телесной оболочки: стать японцем</strong></p>

До определенного времени усилия по достижению телесного равенства с европейцами или же даже превосходства над ними предпринимались постоянно и повсеместно. Спорт не был исключением.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология