Подобная нормализация не противоречит истине — такое бывает, и, возможно, она имеет какое-то отношение ко сну в каком-то определенном месте. Но в том ли дело, что существование вещей в качестве подручных, zuhanden, и есть нормальное положение вещей? Объектно-ориентированная онтология доказывает, что подручность вещей — всего лишь верхушка чего-то намного более глубокого и странного. Существует некое мистичное расхождение между подручностью и наличием. Разные вещи случаются, и мы не обращаем на них особого внимания (подручность), однако иногда те же самые вещи кажутся непривычными, когда ломаются (наличие). Причина в том, что сами по себе вещи совершенно и всецело неуловимы — то есть они, как говорится, несводимы. Ничто не может получить полный доступ к вещам, включая и сами эти вещи. Вы можете щелкнуть выключателем, лизнуть его, проигнорировать его, подумать о нем, расплавить его, разогнать его протоны в ускорителе частиц, написать о нем стихотворение, медитировать о нем до тех пор, пока не станете Буддой. Но всё это не сможет исчерпать реальность выключателя. Выключатель и сам может стать разумным, обрести дар речи и отправиться на ток-шоу. Но сказанное им на ток-шоу будет не собственно выключателем, а только его автобиографией. «Да, я попал в руки этому парню-философу, у него был синдром смены часовых поясов, и это было и правда странно… Рождение мое было трудным».
Даже выключатель, попади он на шоу Опры Уинфри, мог бы сказать нечто вроде того, что Дэвид Бирн поет в своей песне «Once in a Lifetime»: «Это не мой прекрасный дом…»[10] Причина в том, что вещи таинственны в радикальном, совершенно неизбывном смысле слова. Английское слово «таинственный» («mysterious») происходит от греческого «muein», то есть «не размыкать уст». Вещи неизречимы. Вы обнаруживаете подобный аспект вещей, если каким-то образом чувствуете эту не-ощутимость, например в опыте красоты, или, как говорит Китс, ощущаете ощущение того, что не ощущаешь[11]. Так что неуверенное, пробное сослагательное наклонение — «и могло бы так статься, что вы живете» — не просто временный сбой: это определенно феномен, который встречается не только у одушевленных существ, не говоря уж о сознательных или тем более людях. Он в каком-то смысле повсюду, поскольку бытие — не наличие.
Кант показал, что есть разница между реальным и реальностью. В некотором роде она подобна различию между нотной записью — кучей точек и линий на странице — и «реализацией» нот, создаваемой музыкантом и публикой, пришедшей на концерт. Реальность, если угодно, — ощущение того, что нечто реально: музыка есть то, что она есть; например, есть скрипичная соната Баха, и она отличается от какой-нибудь электронной танцевальной музыки, однако она на самом деле не «существует», пока вы не сыграете ее или не услышите.
Кант предполагает, что таким «реализатором» является «трансцендентальный субъект», то есть довольно абстрактная универсальная сущность, которая отличается от меня, маленького человека, но при этом, судя по всему, тащится за мной, как невидимый воздушный шарик, «полагая» вещи в качестве больших и малых, быстрых или медленных (и шарик довольно скучный, поскольку отвечает лишь за протяженность в пространстве и времени). После Канта был выдвинут ряд других кандидатов на роль «реализатора». Гегель доказывает, что им является то, что он называет Духом, то есть величественная поступь самой истории западного человечества. Маркс утверждает, что это экономические отношения между людьми: конечно, картофель существует, однако он на самом деле не существует, пока я не накопал картошки и не сделал из нее чипсы. Ницше заявляет, что это «воля к власти»: вещи реальны, ведь вы говорите, что они реальны, а поскольку у вас в руках ружье, я спорить не собираюсь.