Стать человеком

Вечером того же дня лейтенант не пошел домой, а собрал подчиненных в большой спальной комнате. Лишь дневальный по роте остался на своем месте. Старшина Мартша, по обыкновению, спокойно улыбался, а младший сержант Бегьеш тупо смотрел прямо перед собой.

— Товарищи, располагайтесь поудобнее, — предложил Ковач, — Представьте, что вы не в казарме, а в одной из клубных комнат. Я бы хотел откровенно поговорить с вами... — От него не ускользнуло, что солдаты недоуменно переглянулись.

Да и было чему удивляться, ведь лейтенант Ковач после первого января впервые зашел к ним в казарму. А раз так, значит, что-то случилось. Так считали солдаты. И большинство из них сразу подумали об Эндре Варьяше, так как именно его после обеда вызывали для беседы к командиру в канцелярию, где сидел незнакомый подполковник, а следовательно, и это неожиданное собрание имеет к нему непосредственное отношение.

«Наверняка на меня нажаловался, — решил Бегьеш. — Готов голову дать на отсечение, что нажаловался...»

Кто-то из солдат спросил, можно ли курить. Лейтенант Ковач разрешил, и через несколько минут сизые клубы табачного дыма лениво потянулись к открытым форточкам.

— Кто из вас, товарищи, был в увольнении после первого января? — спросил офицер.

Ответом ему было молчание.

— Неужели никто не был?

И спять ни одна рука не поднялась.

— Хотелось бы знать почему.

Солдаты переглянулись, но никто не решался заговорить первым. И это не понравилось лейтенанту, который по собственному опыту знал: всеобщее молчание свидетельствует не только о недоверии, но и о том, что он упустил из вида нечто очень важное. Ковач начал подбадривать солдат, однако они по-прежнему молчали.

«Выходит, не доверяет мне не только Варьяш, но и остальные», — понял лейтенант.

— Могу я говорить откровенно? — первым нарушил томительную тишину Анти Штольц.

— Конечно.

— А мне, случайно, за это не попадет? — Анти взглянул на Бегьеша и почесал в затылке. — Другими словами, после наших критических замечаний наше положение не ухудшится?

— А вам разве плохо?

Анти окинул взглядом товарищей и пожал плечами:

— Хорошо, я буду говорить от своего имени. У меня дела очень плохи...

— Продолжайте.

— Товарищ лейтенант, в нашем отделении, за исключением младшего сержанта, как вы знаете, семь человек. Каждый день двоих из нас назначают в наряд, точнее, каждый бывает в наряде два раза в неделю. Поэтому начиная с января я лично не посмотрел ни одной передачи по телевидению, не прочел ни одной книги, более того, я даже не смог забежать в лавку военторга. Я ужасно устал и похудел на целых три кило. Не знаю, почему мы так заняты, но это факт. Мы работаем от подъема до отбоя, а иногда моем полы и после отбоя...

— Даже тогда, когда они совсем чистые, — перебил его Керестеш.

Постепенно в разговор втянулись и другие солдаты, и чем больше они говорили, тем неудобнее чувствовал себя лейтенант Ковач. Старшина Мартша и тот раскрыл рот от удивления.

Вскоре лейтенант выяснил, что поддержание строгой воинской дисциплины, чистоты и порядка превратилось в подразделении в самоцель, а он, командир, не заметил этого. А поскольку никто из солдат ни разу не пожаловался на Бегьеша, Ковач даже не предполагал, что тот может злоупотребить властью. Короче говоря, лейтенант оказался в затруднительном положении, из которого он должен был выйти так, чтобы не подорвать авторитета своего младшего командира. Он, конечно, не снимал с себя ответственности за случившееся, но сейчас главное заключалось в том, чтобы вернуть доверие подчиненных. И хотя лейтенант был молод, всего на несколько лет старше своих солдат, он понимал, что для этого в настоящий момент пригоден один способ — откровенный разговор.

— Ребята, допущена серьезная ошибка, — начал он. — И виноват в этом в первую очередь я сам. Вам по уставу положено свободное время, спать вы должны ложиться по сигналу «Отбой», а периодически ходить в город в увольнения. И я обещаю, что с сегодняшнего дня никто не сможет лишить вас этого. Я виноват и прошу вас извинить меня...

Потом лейтенант вызвал в канцелярию младшего сержанта Бегьеша и старшину Мартша. Он не кричал, не ругался, а тихим спокойным голосом напомнил им о той ответственности, которая лежит на них как на младших командирах.

— Мы с вами, товарищи, совершили серьезную ошибку. К сожалению, не могу утверждать, что она допущена случайно или по чьему-либо недомыслию. Распорядок дня должны неукоснительно выполнять все военнослужащие, и вы не имеете права нарушать его даже под благовидным предлогом. Отныне я лично буду следить за этим...

Когда солдаты остались одни, они мигом окружили Эндре:

— Ты у нас молодец!

— Как ловко ты все это проделал!

— Наверное, написал о наших непорядках своему фатеру?

— А что за подполковник приезжал в часть?

— Кто бы мог подумать, что ты у нас такой умный и хитрый!..

Эндре отнекивался, говорил, что никакому отцу он не писал и вообще ничего не предпринимал, чтобы поставить Бегьеша на место. Просто, когда его вызвали на беседу к одному из проверяющих и начали задавать вопросы, он сказал правду.