Старый петух, запеченный в глине

Все тормозили, проезжая мимо. Я тоже слегка притормозил, опустив боковое стекло. Бросил в кепку несколько монет. Какая-то из них откатилась в сторону. Музыкант прихлопнул ее ногой. Затем одарил меня целым каскадом пронзительных режущих импровизаций. Могу добавить, что играл он "Рондо" Шостаковича в нелепой джазовой переработке.

Минут через сорок я был в полицейском управлении, напоминавшем римский Форум. Среди массивных псевдоионических колонн бродили живописно одетые люди. Кого-то провели в наручниках. Две ярко накрашенные и при этом ужасно бледные женщины кокетничали с молодым офицером в черной форме. Цыганское семейство расположилось на кафельном полу. Через

зал проходили какие-то девицы с бумагами в руках. Наверху, у основания застекленного купола, были выбиты латинские изречения. Одно из них я с легкостью

прочел:

"Бог - это справедливость".

И задумался: при такой биографии, как моя, чужой язык уже не составляет тайны.

Ко мне обратился полицейский с бакенбардами:

- Чем могу служить?

Он направил меня в канцелярию. Там я уплатил четыреста долларов, расписался и ответил на пять-шесть вопросов:

- Мистер Страхуил - ваш друг? Я кивнул.

- Что вы можете сказать о нем?

- Только хорошее.

- Где вы познакомились?

- В тюрьме.

- Когда, за что и где вы отбывали наказание?

- Я был надзирателем.

- Извините?

- Я был охранником, коллега.

- Называйте меня - сержант Барлей. За что и где мистер Страхуил отбывал наказание?

- Под Сыктывкаром.

- Пожалуйста?

- Под Сыктывкаром.

- Это в Польше?

- Нет.

- Тогда в России?

- Совершенно верно.

- За что мистер Страхуил отбывал наказание?

- В общем-то за правду.

- Что это значит?

- За антикоммунистическую деятельность.

- Ограбление, убийство?

- Не думаю.

- Вчера он пытался украсть женскую шубу.

- Полагаю, что это недоразумение. Зачем ему женская шуба?

- Вот и я так думаю - зачем? Наступила пауза. Сержант перебирал какие-то бумаги. Мне захотелось спросить:

- Скажите, я обязан был давать эти показания?

- Нет. А теперь распишитесь.

Потом меня завели в какой-то бункер. Через минуту появился Страхуил, здоровый, улыбающийся, в джинсовом костюме. Ринулся ко мне, горячо обнял и даже хотел поцеловать. При этом сильно оцарапал мне шею наручниками. Тут вышел офицер с ключами.

- Пока, - сказал он.

Мой друг выбежал на улицу, потирая запястья. Мне показалось, что я уже наблюдал эту сцену в каком-то фильме,

Я взглянул на часы - половина девятого. В ланчонете на углу жарили бекон.

- Зайдем? - спрашиваю.

- Не сюда.

- Ты же хотел позавтракать...

Становилось людно. Негры и латиноамериканцы толкали перед собой железные рамы на колесиках, увешанные одеждой. Переулки в этой части Манхэттена были забиты грузовиками. Как всегда, звучала однообразная ритмичная музыка. Из люков шел пар.

Страхуил толкнул вертящиеся двери. Я увидел вывеску - "Парижский шик". Столы были покрыты линолеумом, Над кассой гудел допотопный вентилятор. На прилавке возле блюда с фруктами дремал огромный кот.

Я сказал:

- Здесь недорого.

- Не имеет значения, - ответил Страхуил. И тут же добавил:

- Кстати, где деньги?

Я протянул ему несколько бумажек. Подошел официант. Мы заказали два куриных супа, фаршированные ножки и шашлык. Все из курицы. Страхуил поинтересовался:

- А выпивка у них есть? Я перебил его:

- Как ты сюда попал?

- В смысле - на Запад? Была у меня одна еврейка из валютного ресторана. Сошлись мы, помню, на день конституции. Утром встали, познакомились как следует, оказывается - ей грозит трояк. И у меня как раз доследование шло. Уже подписку взяли о невыезде. Значит, надо ехать и как можно дальше. Записались и уехали, примазав органы двумя кусками. А в Риме эта Беба

завела себе какого-то шахматиста еврейской национальности. Уж здесь-то он вроде бы на фига ей понадобился? Видимо, любовь. А любовь - это для меня святое, гражданин начальник. Короче, дал ей на прощанье в глаз и отвалил.

Официант принес нам еду. Заиграла невидимая музыка. Страхуил нетерпеливо приподнялся:

- Я на минуту отлучусь. Надо заправиться.

- В смысле?

- В смысле горючего. Магазин за углом.

- Не стоит, - говорю, - рано.

- Что значит - рано? Мы же не в республике Коми. Здесь, гражданин начальник, всегда есть место подвигу.

- Это лишнее.

- Лишнее? - приподнял брови Страхуил. - Все у тебя лишнее, начальник! Кто знает, что в жизни главное, что лишнее. Вот я расскажу тебе историю про одного мужика. Был он королем шмена на Лиговке. И его наконец повязали. Оттягивает король что положено, возвращается домой. А у него три дочери в большом порядке. Упакованы, как сестры Федоровы. Старшая ему и говорит: "Батя, живи у меня..."

Все это стало мне надоедать. Я понял, что должен защититься от надвигающегося хаоса. Он преследовал меня в Союзе, я уехал. Теперь он настиг меня в Америке. Хаос и абсурд.

Страхуил продолжает:

- Она ему: "Живи, говорит, у меня, батя. Вот тебе койка. Вот тебе любая бацилла из холодильника: колбаска, шпроты, разные ессентуки..."

Тут я прервал его:

- Откуда ты свалился на мою голову? Страхуил не обиделся:

- Вот принесу горючего, бухнем и разберемся.