Старый патагонский экспресс

Вагоны были ярко освещены солнцем и наполовину пусты. Я не заметил мистера Чика и не услышал его чавканья. Также исчезла Венди, любительница грубой пищи. И здесь мне показалось — коль скоро я еще не слишком далеко уехал от дома, — что я вижу, как ускользают от меня близкие привычные детали. И хотя нравились они мне далеко не все, сейчас я почувствовал, что мне их не хватает. Я не видел вокруг ни одного знакомого лица.

Я поспешно схватился за книгу. Прошлым вечером я заснул, читая «Дикие пальмы», пока поезд мчался сквозь ночную тьму. Что погрузило меня в сон? Возможно, какое-то предложение или, точнее, слишком лихо закрученное окончание длинной фразы: «…это было мавзолеем любви, это был вонючий катафалк с мертвым телом, зажаренным неистребимой потребностью в старом мясе» [4].

Я так и не понял, о чем хотел сказать Фолкнер: по мне, это было весьма точным описанием колбасы, которую мне пришлось есть этим ранним утром в Огайо. Правда, остальная часть завтрака была превосходна: взбитые яйца, ломтик ветчины, грейпфрут, кофе. Еще несколько лет назад я отметил, как поезда отражают культурный уровень своей страны: по убогой стране, пребывающей в разрухе, ходят такие же убогие поезда, тогда как процветающая нация может гордиться своими современными составами, как, например, Япония. И даже для Индии еще не все потеряно, потому что в этой стране поезда гораздо важнее, нежели те раздолбанные повозки, которые индусы называют автомобилями. Особенно показательными я считаю вагоны-рестораны. И если в поезде нет вагона-ресторана, эта страна вызывает у меня сильное недоверие. Тесные, как пеналы, малайзийские купе, грязь и грубое обращение в Транссибирском экспрессе, свежая копченая рыба и тосты в скоростном поезде в Шотландии. И сейчас, изучая меню вагона-ресторана в поезде «Лейк-Шор Лимитед», принадлежащем компании «Амтрак», я увидел, что могу заказать даже «Кровавую Мэри» или «Отвертку»: «утреннее прохладительное», как туманно обозначили это вливание водки в мой организм. Вряд ли найдется еще в мире такой поезд, где с раннего утра можно заказать крепкие напитки. «Амтрак» высоко держал марку. На столе рядом с тарелкой с тостами лежал фирменный буклет «Амтрака», сообщавший, что на протяжении ближайших 133 миль дорога будет идти исключительно по прямой, ни единого поворота. И это позволило мне переписать замысловатое высказывание Фолкнера в мой дневник с величайшей аккуратностью, и карандаш ни разу не дрогнул из-за толчка поезда.

Постепенно пар, замеченный мной ранее между вагонами, совсем заледенел. Все щели, сочившиеся паром, обросли нежной бахромой инея и коркой льда. Это смотрелось очень красиво, и не менее красиво было снаружи. Было уже одиннадцать часов, а мы еще не проехали Кливленд. Куда же подевался Кливленд? Между прочим, не я один задавал себе этот вопрос. По вагону все чаще проходили обеспокоенные пассажиры и спрашивали у проводника: «Эй, когда же будет Кливленд? Вы говорили, что мы уже должны быть там. Почему мы опаздываем?» А ведь Кливленд запросто мог быть там, за окнами вагона, погребенный под всей этой массой снега!

Наш проводник выглянул из заиндевевшего окна. Я уже открыл рот, собираясь спросить его, где же Кливленд, но он заговорил первым:

— Не вижу моего знакомого стрелочника.

— Что-то случилось?

— Нет, что вы! Просто каждый раз, когда мы проезжаем мимо него, он бросает мне в окно снежок!

— А кстати, где же Кливленд?

— Еще не близко. Вы разве не заметили, что мы опаздываем на четыре часа? Рельсы так оледенели в Эри, что мы еле тащились.

— А у меня пересадка в Чикаго в четыре тридцать.

— Значит, вы опоздаете.

— Отлично, — выпалил я и пошел прочь.

— Не расстраивайтесь! Я дам телеграмму из Элкхарта. И, когда мы приедем в Чикаго, «Амтрак» позаботится о вас. Они оплатят вам номер в «Холидей Инн». Все будет в порядке!

— Но я не попаду в Техас!

— Положитесь на меня, сэр! — он вежливо прикоснулся к козырьку своего кепи. — Вы только посмотрите, как много снега! Черт побери, просто жуть! — И он со вздохом уставился в окно. — Не хотел бы я оказаться на месте этого стрелочника! Так и замерзнуть недолго!