Старый дом

— Что — но? Вы сомневаетесь, чтобы он удался, вы думаете, что он отпустит меня одну, чуть ли не умирающую, за границу?

— В другое время, конечно, не отпустил бы, но теперь, в таких обстоятельствах… вы страшно его измучаете, но он все же, пожалуй, сочтет своим долгом остаться… Что тогда? Ведь может быть еще только хуже!

Она нетерпеливо встала с кресла и прошлась по комнате.

— А, так вы его не знаете!.. Нет, он меня не оставит…

— Простите, — проговорил Борис, — но мне кажется… вы не рассердитесь, вы мне позволите говорить совсем откровенно с вами?..

— А вы можете говорить не откровенно? — с полунасмешливой улыбкой произнесла она. — В таком случае нам лучше совсем не говорить. Что же вам кажется, Борис Сергеевич?

— Мне кажется, что вы сделали ошибку — зачем вы до сих пор отказывали ему с ним обвенчаться? Вот именно теперь это могло бы помочь, хотя, конечно, помогло бы немного, но все же у него было бы какое-нибудь оправдание перед ними: жена серьезно больна, ее нужно везти за границу. А теперь, что он им скажет?

Она даже рассердилась.

— Ах, как вы не понимаете! — крикнула она. — Если я отказываюсь, так уж, конечно, не для себя, а для него. Если бы я была теперь его законной женой — он отпустил бы меня одну за границу, а теперь не отпустит, не отпустит именно потому, что я не законная жена его…

Борис задумался.

Может быть, она и права, пожалуй, оно и верно, что теперь у него еще больше обязанностей относительно нее. Но все же ее план казался ему трудно исполнимым. Она проговорила:

— Я вижу — вы сомневаетесь, но это все равно, мне вовсе не надо убеждать вас. Я позвала вас для того, чтобы вы мне обещали помочь уговорить его. Он сегодня у вас будет, конечно, вы ничего не скажете ему о нашем свидании. Он будет говорить вам про мою болезнь, про решение ехать за границу, про мое желание, чтобы он ехал со мною. Убеждайте его, сколько можете, что он должен ехать. Вот в чем моя просьба. Поможете… обещаете?

— Конечно… и от всего сердца.

— Вот и спасибо, мне больше ничего не нужно. Сегодня же мы увидим, кто из на прав, — вы или я…

Борис не стал у нее засиживаться. Она боялась, что вот, того и гляди, приедет Вельский, а они ни под каким видом не должны были встретиться…

Как сказала Софья Ивановна, так и случилось. Когда Борис вечером возвратился от своей невесты — оказалось, что уже часа два его дожидается Вельский.

— Что с тобой? — спрашивал Борис, здороваясь с приятелем, на которого просто жалко было глядеть, — так он был бледен и такое отчаяние изображалось на лице его.

— Что со мною? Большое горе, такое горе, что уж я не знаю, как быть! Голова идет кругом. Она больна, очень больна! — глухо договорил он.

— Послушай, мой друг, ты, может быть, преувеличиваешь? — сказал Борис.

Вельский покачал головой.

— Ах, если бы я преувеличивал! Да нет… нет, и вот уж не ждал! И где были мои глаза, о чем я думал? Вот уже два месяца, пожалуй, и еще того больше, как я стал замечать в ней перемену. Но она от меня все скрывала… Спрашиваю, что с нею, не больна ли? Она отвечает: нет, здорова… Я успокаивался. Вдруг сегодня застаю в самом ужасном припадке. Боже, я думал, что она тут же умрет… и только теперь я узнал правду. Она больна давно…

— Какая же у нее болезнь?

— Ах, разве когда-нибудь поймешь этих докторов! Почем я знаю, что такое. Он мне говорил, да я был в таком состоянии, что ничего и не понял.

— Кто ее лечит?

— Петерс. Ведь это опытный, известный врач; он, говорят, никогда не ошибается.

— Да, конечно, если он говорит «серьезно», значит, серьезно! — сказал Борис.

— Вот видишь! — отчаянно воскликнул Вельский. — И он говорит, что для нее единственное спасение — немедленная, слышишь, немедленная перемена климата, горный воздух, непременно горный воздух, что если здесь она пробудет недели две-три — тогда он не ручается за ее жизнь! Подумай — каково мне было это слышать! Что же теперь делать?

— Что? Конечно, немедленно ей уезжать туда, куда посоветует Петерс. Он говорил — горный воздух, ну, значит — в Швейцарию…

— Да, он так и назначил Швейцарию. Он прибавляет, что она должна быть спокойна, что только при душевном спокойствии ее может спасти горный воздух…

— Это само собой! — убежденным тоном проговорил Борис.

Вельский схватился за голову.

— Она без меня не хочет ехать! — простонал он. — Она без меня не двинется с места.

— Значит, ты должен с нею ехать.

— Да пойми же, я не могу, именно теперь не могу ни под каким видом уехать отсюда!

— Петерс хороший доктор, но он может ошибаться, как всякий человек, может быть, она и выздоровеет! — с видимой простотой заметил Борис и в то же время пристально глядел на своего друга.

Вельский как сумасшедший заметался по комнате.

— А если нет? — наконец выговорил он. — Петерс уверяет, что болезнь так запущена, что нельзя медлить ни минуты…

— В таком случае ты должен решить то или другое.

Вельский остановился с потухшим взглядом, с помертвелым лицом. Он, видимо, так страдал, что Борису стало его жаль, и в то же время он видел, что план Софьи Ивановны удачен и что она победит и спасет его.