Старый дом

«Вот дуры-то! Вот дуры!.. Ну уж и дуры же петые!.. — про себя твердила она. — И таким-то дурындам и богатство и почет… И все на свете… А умному человеку — шиш масляный!..»

XIII. СВАТ

В это время княгиню вызвали — приехал Сергей Борисович Горбатов. Генеральша засуетилась.

— Прими его, матушка, в большой гостиной… Слышишь — непременно в большой гостиной! — сказала она дочери. — А потом и ко мне попроси… Скажи — я больна, никого не принимаю, а его приму и очень рада его видеть…

Княгиня вышла и приказала просить гостя в парадную гостиную. Каждая вещица этой обширной комнаты оставалась неприкосновенной в течение долгих, долгих лет. По стенам развешены были фамильные портреты, представлявшие кавалеров в париках и пудре, в кружевных жабо, расшитых золотом кафтанах, и дам с самыми хитрыми прическами, с целыми башнями и кораблями на головах, в удивительных шнуровках и фижмах. Сергей Борисович вошел, огляделся — никого не было. Он несколько раз нервным шагом прошелся по мягкому ковру, останавливаясь перед портретами, но, в сущности, почти их не замечая… Его еще бодрая, худощавая фигура, не утратившая грации прежних лет, тонкое и красивое, гладко выбритое лицо, густые, седые, будто обсыпанные пудрой волосы, старинного покроя сюртук, ноги в черных чулках и башмаках с красными каблуками — все в нем, одним словом, гармонировало с этой обстановкой конца восемнадцатого века. Казалось, что время вдруг ушло назад и реставрировало одну из жанровых картин прошедшей эпохи…

Но среди этой так подходящей к нему обстановки Сергей Борисович теперь чувствовал себя очень неловко. Когда он узнал о намерении сына жениться на родственнице и воспитаннице княгини Маратовой, он, к изумлению и жены и Бориса, был поражен и долго не мог найти слов для ответа. Борис даже встревожился и с тяжелым чувством спросил его:

— Что же вы молчите, батюшка? Неужели это значит, что вам трудно дать согласие, что вы не желаете этого?

Сергей Борисович нервно передернул плечами.

— Ах, совсем не то, — проговорил он. — Ты изумил меня… я никак этого не ожидал… что же… что же я могу иметь против твоего выбора?! Только ведь я совсем ее не знаю…

— Мы с тобой, мой друг, так засиделись в деревне, что Борису и невозможно было найти себе такую невесту, которую бы мы хорошо знали… Кого мы знаем? — перебила Татьяна Владимировна…

— Конечно, конечно… что ж… поздравляю тебя, мой милый…

Он обнял сына, поцеловал его, а затем вдруг, не прибавив ни одного слова, вышел из комнаты.

— Что это значит? — тревожно спросил Борис у матери…

— Не знаю… не понимаю! Я поговорю с ним…

Но Татьяна Владимировна так ничего и не добилась от мужа. Он повторил ей, что ничего не имеет и не может иметь против выбора сына, если она согласна и если ей нравится избранная им девушка. А между тем в его тоне, помимо его воли, сквозило, очевидно, какое-то тайное неудовольствие. Дело в том, что он почувствовал в себе некоторый разлад. Он всю жизнь толковал о равноправности и братстве человечества, он много раз в семейном кругу, перед тем же Борисом, подсмеивался над «кастовыми предрассудками» — а между тем теперь чувствовал досаду, большую, невольную досаду, что сын его берет девушку без роду, без племени. Он вдруг вспомнил, во всех мельчайших подробностях разветвления своего родословного древа…

«Горбатовы всегда роднились только с самыми лучшими семьями»… — мысленно повторял он.

Ему совестно становилось за эти мысли, но он никак не мог побороть их. Не мог он побороть их и теперь, явившись сватом в дом генеральши и ощущая в себе что-то противное, как будто чувство унижения.

«Какое малодушие, какое малодушие!» — думал он.

У двери показалась княгиня, и впечатление жанровой картины восемнадцатого века совершенно разрушилось при появлении ее тучной фигуры, одетой по самой последней моде и с черными, скакавшими по обеим сторонам ее щек, тирбушонами. Сергей Борисович со всеми приемами екатерининского царедворца отвесил почтительный поклон и подошел к руке княгини.

— Я решил вас побеспокоить, княгиня, по семейному делу, которое вам уже известно, — начал он официальным тоном, но она его перебила.

— Сергей Борисыч, — сказала она, приглашая его садиться, — к сожалению, мы мало знаем друг друга, но, что касается меня, я говорю вам это от сердца (и по ее лицу, по ее умным, добрым и круглым глазам Сергей Борисович увидел ясно, что ей можно верить), — я вас уважаю и обращаюсь к вам как к человеку прямому, искреннему. Светских тонкостей не должно быть между нами… Скажите мне прямо — имеете ли вы что-нибудь и, если имеете, то что именно, против этого брака?

Сергей Борисович робко взглянул на нее и даже немного покраснел.

— Я думал, что жена моя уже сказала вам, что я дал свое согласие…

— Да, Татьяна Владимировна мне передала об этом… Но ведь согласие согласию — рознь, Сергей Борисыч!

— Мое согласие искренно, — перебил он. — Я доверяю моему сыну и сожалею только о том, что не имел случая до сих пор близко познакомиться с его невестой. Но ведь такой случай у отцов бывает не часто. Я постараюсь наверстать потерянное время — вот и все.