Старый дом под черепичной крышей

Другое же чувство говорило ему, что их образ жизни и отношения – ему чужды, что всё это красиво только в рекламе и что полёт в окно не досадная случайность, это норма отношений и что его гармошка с колокольчиками не нужна новым русским здесь, она для них неформат, и русские песни тоже неформат, а там, во Франции, и тем более. Эта гармошка создавалась здесь, на берегу Волги, и она должна быть здесь, потому что здесь, есть кому её слушать, есть кому радоваться её переборам и колокольчиковому звону. А там она такая же для них экзотика, как и набедренная повязка туземца.

Ваську хотелось то плакать, а то безудержно смеяться. Ведь это он, Васёк, совсем недавно хотел задавать тон жизни, хотел быть кумиром и участником разнообразных шоу. Это ему, Ваську, грезились, заливающие светом сцену, прожекторы и софиты, крикливые плакаты на улицах с его, Васькиным, портретом и гармошкой через плечо и много о чём ещё мечтал гармонист, что можно получить в этой жизни. «Что это – неудача? – думал он, – Случайность? которые надо преодолеть и тогда всё заблестит и засветится?» И тут же опять внутреннее чувство Ваську начинало говорить, что это не случайность и не неудача – он просто не вписывается в то общество, в котором решил играть первую скрипку, и оно отторгло его, как отторгает организм что-то ему чуждое, и Васёк, запутавшись в этих противоречивых мыслях, всё искал и искал искомое решение и не находил его.

Прошли глиняшки не больше ста метров, как Васёк вдруг обнаружил, что с ним нет его любимой гармошки.

– Это у тебя, Вася, психологический стресс, – проговорила, подыскав нужное, но непонятное научное слово, Смуглянка. – Ты забыл о самом главном в своей жизни.

– Вы правы, однако инструмент бросать не годится. Подождите меня здесь, а я по-быстрому сбегаю в цветочную клумбу за гармошкой.

Овечка и козочка согласились, только с условием, что это будет недолго.

– Я быстро. Вы только никуда не прячьтесь,– сказал Васёк, – поднимитесь чуть выше по горе, чтоб вас никто не сцапал, и подождите, я вас там найду, – и ушёл. Овечка и козочка остались одни.

– Да, – сказала Белянка, как только Васёк скрылся в темноте, – если уж наш Васёк про гармонь забыл… – она не договорила, пытаясь подыскать нужные слова, и не находила их.

– Забыл, потому,… потому, что раньше гармонь была смыслом его жизни – задумчиво сказала, но не договорила своей мысли Смуглянка.

– Ты, козочка, точно подметила, а я никак слов не подберу, как это выразить.

– Что тут подбирать…. Ты посмотри на него… – То он постоянно твердил о красивой жизни, да как бы попасть за границу, а теперь… – сколько шли – ни одного слова.

– Он ещё надеется на Батиста.

– Возможно.

– Ни разу ни одну частушку не пропел, – добавила Белянка.

– Чего греха, подруга, таить… Мы ведь тоже вокруг него приплясывали и восторгались… – Ведь, правда? – и Смуглянка заглянула в глаза подруге. – Правда,… правда, – кивнула та, твёрдо посмотрев в глаза Смуглянке. – Мне и сейчас самой перед собой стыдно за свою глупость. Только и начинает чего-то доходить, когда хвост начинают задирать…

– Для богатых русских и для господина Батиста мы просто тряпки, о которые можно вытирать ноги. Поиграл и выбросил, как нас… в окно, да в грязь.

– В цветочную клумбу, – поправила её Смуглянка.

– Хорошо, что в окно полетели, а не в помойное ведро, надо радоваться и этому, – добавила Белянка. Обе глубоко вздохнули, а потом потихоньку пошли к выступу горы, который так привлёк их внимание. Посредине этого выступа мерцало большое белёсое пятно, которое издали напоминало облако. Луна мерно светила с высоты, мягко высвечивая очертания склона.

Они подошли к самой горе и стали подниматься. Наконец они добрели до средины горы и тут Смуглянка заметила:

– А это и не облако совсем, как нам казалось раньше, а земля такая светлая. Посмотри, подруга!– воскликнула Белянка. – Посмотри, сколько вокруг серо-белого порошка! Мы утопаем в нём по щиколотки! Какой он мягкий на ощупь и очень нежный!

– Я это тоже заметила. Да, здесь им всё усыпано!

– Постой, кажется, не усыпано, а сама гора состоит из этого порошка, – заметила Смуглянка, вот почему нам в этом месте привиделось облако. Ведь ниже по склону порошка не было и мы ступали копытцами по камешкам. – И они стали веселиться и посыпать друг дружку этим удивительным мягким и нежным серо-белым порошком. На какое-то время они даже позабыли, что у обоих болят ножки, и что они сюда еле-еле шли.

– А ножки у меня стали меньше болеть, – вдруг сказала Белянка.

– У меня прибавились силы… – добавила Смуглянка?

– Это волшебный порошок, – вторила ей Белянка.

– Привал! – сказала Смуглянка и первая села прямо в мягкий порошок. Она посмотрела на вершину горы, до неё было ещё далековато. – Здесь и дождёмся Васю, – сказала она и подумала: «с больными ногами нам на эту вершину было бы не подняться».

Просидели с полчаса. Вдруг Белянка почувствовала, что ножка её совсем выздоровела, а у овечки зажило копытце и всё это совсем-совсем, навсегда.

– Ты знаешь,… у меня ничего не болит, – сказала Белянка