Старый дом под черепичной крышей

Интуиция у Эдуарда Аркадьевича была отменная. Он чувствовал, что не ошибся, только зря, наверное, отпустил пацанов. Игрушка, которую они принесли на Сенной, была явно старинная, саратовская. А вот этот паренёк, что принёс игрушку, ему кажется знаком. Он его раньше где-то видел? – Эдуард Аркадьевич сдавил указательными пальцами виски. – Ах да,… он приносил ему на квартиру старинные вещи. Да,… да, это он. Его Кирьян называл «Пегасом». Как он вырос! Ещё год и он бы его ни за что не узнал. Взгляд умный, пытливый. Вот на кого надо делать ставку, дорогой Фома Фомич, а не на отморозков, вот кого надо приближать, растить и опекать. С Пегасом надо поговорить. Это хорошо, что он дал ему визитку; лучшего момента не будет. Интересно другое – узнал его мальчишка или не узнал? Ладно, пока это неважно. Надо его приблизить, это альтернатива всяким Симам и прочим; из таких можно вырастить нужных для дела людей, – и он потёр руки. – Да – да, именно вырастить. Надо послать Пегаса на свалку и пусть поспрашивает, не находили ли бомжи такие же изделия? – От этой мысли у Забродина аж перехватило дыхание, как он всё просто и надёжно выстроил? И от удовольствия потёр ладони рук. – Правильно, что и игрушку у пацанов сразу не взял, она у них вроде приманки или живца… прибегут, никуда не денутся…». После этих размышлений Эдуард Аркадьевич весело пошагал домой и даже стал напевать любимую песенку.

Глава 18. Непредвиденный ход

Каким образом Батист вышел на Фому Фомича остаётся тайной. Говорят, что такого рода предпрениматели каким-то образом друг друга узнают. Возможно это и враки, но то, что господин Батист находится сейчас в квартире Фомы Фомича и сидит с ним и его Зиной за столом, это самая настоящая правда.

– Кто это тебе звонил? – присаживаясь к Фоме Фомичу на колени, и стряхивая пепел сигареты в фаянсовую пепельницу, спросила Зина притворным голосом, – не завёл ли ты себе даму сердца!?

– Ты угадала, милая…, – также, улыбаясь и в тон ей, проговорил Фома Фомич, при этом он прикрыл глаза и его лицо выражало саму любезность. – Антиквариат – моя вечная любовь Зинуля.

– Я сержусь, – сказала Зина, отбросив с лица синие волосы, – это же однополая любовь, – и она, откинувшись назад, захохотала.

– А ты не сердись и не смейся… Это любовь молодости, которую я несу с собой всю жизнь. Тут только один раз влюбиться.

– Как в женщину?

– С женщины, моя лапочка, достаточно, что она красива. Мужчине совсем необязательно копаться в её достоинствах – ум, порядочность, интеллигентность и так далее. Это для тех, кто женится, а кто просто любит – достаточно красоты.

– Значит, свой антиквариат вы просто любите? – спросила, щурясь и смеясь, Зина.

– Вот именно. Я его просто люблю и всё. Разбираться в тонкостях – удел узких специалистов.

– Это не на Забродина ли ты намекаешь?

– Одна из сильных моих сторон – это обставляться нужными мне людьми. Всего, Зинуля, знать невозможно, да и ненужно. Окружи себя специалистами и дело сделано.

– А как же первая любовь?

– Там мне пришлось обойтись без спецов. Может быть я промахнулся в цене, но выиграл совершенно в другом.

– Ну расскажите, Фома Фомич, это интересно,… не будьте букой… Вот и господин иностранец тоже не против послушать, верно, господин Батист?… – и она толкнула в плечо подвыпившего предпринимателя из Франции.

– О, да, – проговорил тот и уставился на молодую женщину своим левым стеклянным глазом, который всегда смотрел в одну точку. Другой глаз блестел от выпитого вина и был слащаво добр. Оба этих глаза вместе, если присмотреться, выражали особую холодную самодовольную расчётливость. Стеклянный глаз его при этом был совсем не голубой, как правый, а имел серую поволоку.

– Я был ещё студентом, – начал рассказ Фома Фомич, – Ездил в Испанию по международной программе обмена студентами. А у меня с собой была бабушкина гребёнка, костяная с причудливой головкой сказочного существа. В Германии один американец мне очень хорошо за неё заплатил.

– Вы продать гребёнка?! – воскликнул господин Батист.

– Да, это всё что у меня осталось от бабушки.

– У нас в Франция это считается семейная реликвия. Это то, что не продаётся, даже если тебе грозит нищета. А у вас, в Россия, я смотрю, не так?

Чтобы направить разговор в другое русло, Зина поставила перед Батистом три фигурки: Васька, козочку и овечку.

– Какой милый вещица, – проговорил Батист. – Это, я вижу, настоящий народный творчество! Сколько в вашей стране самородок среди простых людей. Вы очень богатый и таинственный народ, господа. Очень богатый и таинственный. Мы на запад никак не поймём ваша душа… – и он стал рассматривать фигурки. Лицо его при этом от волнения покрылось пунцовыми пятнами. Господин Батист понял, что перед ним на столе стоит та самая игрушка, о которой ему говорил Бакстер.

– А я думала, что это япошки сделали… – с удивлением проговорила синеволосая Зина.

– Плёхо знаете своя страна, мадам… Мы же у себя, не в пример вам, ценим таланты…. Каким образ это у вас оказалось?