Старые мастера

Тяжелой старости Рубенс не знал — ни тяжких недугов, ни одряхления. Последняя подписанная им картина — «Распятие св. Петра» — одна из лучших. Но продать ее он уже не успел. Художник говорит о ней в письме от 1638 года как об очень любимой работе, которой он увлечен и над которой хотел бы поработать не спеша. Но не успел он осознать, предупрежденный небольшим недомоганием, что силам его положен предел, как скоропостижно умер на шестьдесят четвертом году, оставив своим сыновьям вместе с очень богатым наследством самую прочную славу, какой никогда, по крайней мере во Фландрии, не мог добиться ни один мыслитель плодами своего ума.

Такова была эта примерная жизнь, и я хотел бы видеть ее описание, выполненное человеком больших знаний и благородного сердца во славу нашего искусства и в вечное назидание тем, кто в нем подвизается. Этот труд следовало бы писать здесь, если только это возможно и если бы кто-нибудь сумел это сделать, на могиле, перед «Св. Георгием». Имея перед глазами то, что уходит от нас, и то, что остается, то, что умирает, и то, что пребывает нетленным, мы с большим основанием, уверенностью и уважением взвесили бы то, что есть в жизни великого человека и в его произведениях не только преходящего и бренного, но и действительно бессмертного!

Впрочем, кто знает, если бы мы, находясь в часовне, где покоится прах Рубенса, погрузились в раздумье над чудесной природой этого гения, может быть, мы скорее поняли бы ее сущность и нашли лучшее объяснение тому, что мы называем сверхъестественным.

Ван Дейк

Вот как я представляю себе портрет ван Дейка, если ограничиться беглыми разрозненными штрихами карандашного наброска.

Юный принц королевской, крови, ван Дейк был щедро одарен судьбой. Красивый, изящный, обладавший исключительными дарованиями и рано проявившейся гениальностью, он получил прекрасное воспитание и сверх того все то, чем был обязан счастливой случайности — своему происхождению. Любимец своего учителя, он в то же время сам был учителем своих товарищей. Повсюду, за границей еще более, чем у себя на родине, его выделяли, приглашали, чествовали. Стоявший на равной ноге с знатнейшими вельможами, фаворит королей и их друг, ван Дейк быстро овладел всем самым желанным на земле. К его услугам было все: талант, слава, почести, роскошь, страсти, приключения. Вечно юный, даже в зрелые годы, всегда беззаботный, даже в последние дни своей жизни, распутник, гуляка, игрок, алчный, расточительный и, как сказали бы в то время, продавший черту душу, лишь бы раздобыть гинеи, которые он потом расшвыряет полными пригоршнями на лошадей, на роскошь, на разорительные любовные связи, — таков был этот человек. Безгранично влюбленный в свое искусство, он приносил его, однако, в жертву менее благородным увлечениям, менее верным связям, менее счастливым привязанностям. Ван Дейк обладал привлекательной внешностью и изящным сложением, как это наблюдается порой в последующих поколениях древних родов. Облик — скорее изнеженный, чем мужественный; манеры — скорее Дон-Жуана, чем героя, с налетом меланхолии и, пожалуй, даже скрытой грусти, порой сквозящей в его веселье. Пылкое, нежное сердце и какая-то разочарованность, свойственная слишком часто увлекающимся людям. Натура скорее воспламеняющаяся, чем горячая, более чувственная, чем действительно пылкая, скорей беспорядочная, чем бурная; он не был хозяином жизни, а позволял ей овладевать собой или сам отдавался ей. Существо исключительное по своему обаянию и чуткое к обаянию других, растрачивающее свой силы на то, что больше всего изнуряет, — на музу и женщин, — ван Дейк злоупотреблял всем: и своей обаятельностью, и своим здоровьем, достоинством, талантом. Он был подавлен нуждой, истощен удовольствиями, лишен всего, что имел. Ненасытный, как говорит предание, — он кончает тем, что якшается с итальянскими мошенниками и тайком занимается алхимией, чтобы добыть золото; ветреник, который в конце своих приключений женится, как говорят, по приказу, на прелестной знатной девушке, когда он не может уже дать ей ни свежести сил, ни богатства, ни былого очарования, ни уверенности в дальнейшем; разбитый жизнью человек, которому, однако, дано величайшее счастье до последнего момента оставаться великим художником; и, наконец, шалопай, обожаемый, поносимый, а позднее оклеветанный, но, в сущности, достойный лучшей репутации, которому можно простить все за его высший дар, одно из проявлений гения — очарование. Одним словом, ваи Дейк — это принц Уэльский, который умирает вскоре после того, как освобождается трон, и которому все равно не суждено было царствовать.

Несмотря на всю значительность его творчества, бессмертные портреты, в которых отразилась душа художника, открытая самым тонким ощущениям, несмотря на своеобразие его стиля, присущую ему изысканность, вкус, чувство меры и обаяние, которые он вносил во все, к чему бы ни прикасался, — мы все же можем задать себе вопрос: а чем был бы ван Дейк без Рубенса?