Старые истории (сборник)

Читал Фатеев с выражением или, как говорят в Прудках, с нажимом, и когда упоминал статьи Уголовного кодекса, то приостанавливался и смотрел в многолюдный зал. В это время становилось особенно тихо. По его словам получалось так, что Кузькин хоть и числился раньше колхозником, но склонность к тунеядству не давала ему "возможности полноценно трудиться на благо нашей Родины". И что теперь он попросту стал антиобщественным элементом, поскольку объявил себя рабочим, а постоянно нигде не работает. И в связи с этим дошел до самовольного захвата колхозной земли и обмана руководства.

- Я требую, - сказал Фатеев в заключение, - изолировать Кузькина от общества как разлагающийся элемент и за совершенное преступление, выразившееся в самовольном захвате колхозной земли, вынести Кузькину строгое наказание - год исправительно-трудовых работ с отбыванием в местах заключения.

В первом ряду захлопали, но особенной поддержки в зале не было, и эти жидкие хлопки вскоре затихли, потонули в дружном кашле, шарканье, шушуканье. Гром грянул, и теперь зал оживленно загудел.

Судья сказал:

- В связи с тем, что подсудимый от защитника отказался и решил вести защиту сам, предоставляется ему слово.

Фомич встал, посмотрел было на трибуну, но ему никто не предложил пройти и встать за нее; он потоптался нерешительно на месте, не зная, на кого же ему смотреть - в зал или на судью, к кому обращаться с речью-то. Так и не решив этого сложного вопроса, он встал вполоборота, так что справа от него был судья, а слева - зал.

- Товарищи граждане! В нашей Советской Конституции записано: владеть землей имеем право, но паразиты никогда. И в песне, в "Интернационале", об этом поется. Спрашивается: кто я такой? Здесь выступал прокурор и назвал меня тунеядцем, вроде паразита, значит. Я землю пахал, советскую власть строил, воевал на фронте. - Фомич как бы нечаянно провел культей по медалям, и они глухо звякнули. - Инвалидом остался... Всю жизнь на своих галчат спину гну, кормлю их. Как бы там ни шло, а побираться они не ходят по дворам. Так? - спрашивал он, повернувшись к залу.

- Так. А то что же?

- Ноне не больно подадут.

- Это не прежние времена... - неожиданно загалдели в зале.

- Выходит, я не паразит-тунеядец? - спросил опять. Фомич.

- Нищих ноне нет! - выкрикнул женский голос. - Чего зря молоть?

В зале засмеялись, зашикали. Судья позвонил колокольчиком.

- Гражданин Кузькин! Подсудимому не разрешается обращаться с вопросами в зал.

- А мне больше и спрашивать нечего. Люди сказали, кто я такой. Теперь - судите. - Фомич сел.

- Подсудимый Кузькин, вам известно было решение общего колхозного собрания, на котором вас лишили права пользоваться огородом? - спросил судья.

- Нет, товарищ судья.

- Отвечайте: гражданин судья.

- Пусть гражданин... Какая разница, - согласился Фомич.

- Вы были на том общем собрании?

- Не был.

- Садитесь!.. Свидетель Назаркин Матвей Корнеевич!

- Я, гражданин судья! - вскочил из первого ряда Корнеич и вытянул по швам свои огромные кулачищи.

- Надо говорить: товарищ судья.

- Слушаюсь!

- Вы показали, что Кузькин присутствовал на том собрании?

- Так точно! - живо подтвердил Корнеич.

- Слушай, Корнеич! Ты чего это на себя наговариваешь? - набросился на него Фомич. - Ты знаешь, что бывает за ложное показание? Гражданин судья, предупредите его, что за ложное показание два года тюрьмы дают по статье. Я тебя посажу на эту самую скамью! - Фомич указал на свое место.

- Да, за ложное показание дается два года заключения, - строго сказал судья. - Свидетель Назаркин, я предупреждаю вас.

Корнеич часто заморгал глазами и переступил с ноги на ногу, как притомившаяся лошадь.

- Повторяю вопрос... Свидетель Назаркин, был обвиняемый Кузькин на общем колхозном собрании двадцатого сентября прошлого года?

- Да вроде был... - Корнеич виновато поглядел в сторону председателя, но тут же вскинул голову к судье.

- А точнее?

Корнеич покрутил головой, точно хотел вылезти из широкого ворота темной толстовки...

- Да я уж не помню, - наконец произнес он, глядя себе под ноги.

Гузенков выдавил какой-то рычащий звук и сердито посмотрел на Корнеича.

- Садитесь! - сказал судья. - Свидетель Степушкин!

Поднялся с первой скамьи заместитель Гузенкова, седовласый, с бурой, изрытой глубокими морщинами шеей, свистуновский колхозник, вечный заместитель председателя.

- Вы подтверждаете, что Кузькин был на общем колхозном собрании двадцатого сентября?

Степушкин глядел куда-то в потолок, на лбу его появились такие же бурые, как на шее, борозды.

- Кажется, был, - произнес наконец Степушкин.

- Был или нет?

- Да вроде бы...

- Вы что, в прятки с судом играть решили? - Судья повысил голос.

- Не помню. - Степушкин сел.

- Кто извещал Кузькина о решении собрания? - спросил судья, глядя на председателя.

Гузенков ответил, не вставая:

- Бригадир передавал мой приказ.

Встал Пашка Воронин.

- Да, я предупредил Кузькина. Он сидел на лесном складе, как раз под вечер. Я подошел к нему, посидел еще рядом. Потом сказал, чтобы он не сажал картошку на огороде, потому что огород не его, а колхозный.

- Подсудимый Кузькин, было такое предупреждение?