Старые друзья

Уже по дороге я вычислил, что между Костиным и Птичкиным звонками имеется какая-то связь: он изловил грабителей, у Невзоровых большая беда, срочно требуется выходить на Костю. Напрашивался вывод: Невзоровых ограбили, а у них было что грабить, и прежде всего — великолепнейшая библиотека, в которой мне иногда дозволялось рыться, а также Елочкина импортная техника с доброй сотней кассет, среди которых штук десять с Окуджавой и Высоцким… А почему на Костю должен выходить я, если Птичка знает его как облупленного? Ладно, чего тратить серое вещество, сейчас все выясню.

Невзоровых я узнал не сразу: Василиса Ивановна была до невозможности заревана, а Юрий Сергеевич возлежал на диване с мокрым полотенцем на лбу, кривя рот и исторгая тяжкие вздохи. Не иначе, как библиотека! Все свои немалые доходы Невзоровы тратили в основном на книги, причем не на какие-нибудь сверхмодные, вроде «Зарубежных детективов» и Пикуля, а на старинные издания по истории, искусству и философии, не каждую такую книгу на всю мою пенсию купишь. А супруги были именитые: Юрий Сергеич — членкор, известнейший хирург по потрохам, а Василиса Ивановна пусть не известнейшая, но все-таки популярная специалистка по нервам и радикулитам. Пользуясь таким ценным знакомством, я, как и Птичку, обильно снабжал Невзоровых пациентами, от которых супруги имели гонорар в виде сердечного спасиба и рукопожатий, каковыми и удовлетворялись, в отличие от нашего водопроводчика Григорьева — тот в ответ на подобную благодарность скромничал: «Спасибо много, мне достаточно трояка». Словом, Невзоровых я уважал, бывал у них с Птичкой в гостях, всякий раз обмирал при виде книжных шкафов и любовался главным сокровищем семьи — девятиклассницей Елочкой.

— Библиотека? — шепотом спросил я Птичку.

И тут же получил сильнейший удар обухом по голове; какая там, к черту, библиотека — Елочку арестовали! Увидев мою разинутую пасть, Василиса Ивановна заревела с новой силой, Юрий Сергеевич стал дергаться, Птичка с валерьянкой заметалась между обоими… Елочку арестовали! Красу и гордость школы и всего микрорайона! Юное чудо природы, походка, красота, улыбка — ну, вылитая Оля Мещерская из бунинского «Легкого дыхания», подростки поголовно балдели, да и не только они: даже такой долгожитель, как я, при виде Елочки с хрустом распрямлял плечи и мысленно сбрасывал с них лет сорок. Пела, танцевала, играла в теннис, училась на пятерки, всеми любимая и обожаемая… Обухом по голове!

Прикрикнув на коллег и обязав их не раскрывать ртов, Птичка усадила меня в кресло и изложила суть дела.

В последнее время к Невзоровым зачастили в гости трое студентов, Елочкиных партнеров по теннису, скромных и воспитанных, из хороших семей. Невзоровым нравилось, что студенты вовлекают Елочку в интеллектуальные беседы о литературе и искусстве, с неподдельным уважением относятся к ее не по возрасту зрелым суждениям, водят ее на самые дефицитные спектакли. Словом, все было пристойно, чистая юношеская дружба, ну а если имела место и влюбленность, что в этом плохого? Оказалось: фальшь, обман, лицемерие, подлость! Эти трое мерзавцев, забив Елочкину голову комплиментами и лестью, вовлекли впечатлительного, романтичного полуребенка в преступную деятельность и сегодняшним ранним утром, воспользовавшись тем, что Невзоровы на ночном дежурстве, проникли в квартиру уехавших на дачу соседей по лестничной клетке. Сработала хорошо скрытая сигнализация, мерзавцев, распивавших чужое шампанское, арестовали, но весь ужас в том, что вместе с ними увезли и Елочку, и сейчас дитя сходит с ума где-то в милиции, и вся надежда на Костю, у которого большие связи.

Уже до начала Птичкиного монолога я сообразил, что Елочка и есть та пятнадцатилетняя девочка, которая выбила Косте злосчастный зуб — вывод, для которого большого ума не надо, равно как для другого неприятнейшего вывода: зуб сильно осложняет дело. Милицейские нравы известны — хватай и вяжи, наверняка ребенка оскорбили, вынудили к самозащите, но милиционеры — народ мстительный, такого в протокол понапишут…

Птичка пояснила, что звонить Косте не решилась, разговор не телефонный, а покинуть Невзоровых не могла, дважды из обморочного состояния выводила. Я обругал всех троих гнилыми интеллигентами — нашли время для страданий! — позвонил Косте, велел ему не выходить из кабинета, услышал в ответ какое-то невнятное бульканье, с трудом отлепил от себя воскресших от надежды супругов и попер в отделение. При мысли о том, что Елочка может сидеть в одной камере с воровками и проститутками, я перешел с рыси на галоп, и ворвался в Костин кабинет взмыленный.

Костя побулькал во рту, выплюнул какую-то жидкость и радостно провозгласил:

— Привет, Квазиморда!

— Откуда знаешь?

— Елизавета Львовна рассказала, можешь предъявить встречный иск за оскорбление своей светлой личности.

С этими словами Костя хлебнул из банки, побулькал, но тут зазвонил телефон, и жидкость пришлось выплюнуть.

— Завтра утром! — рявкнул он, швыряя трубку и снова поднося банку ко рту.

— Бормотуха? — поинтересовался я.