— Еще кто кого возьмет, — успокоила ее Наташа.
— А моя судорога в Испании, — радостно припомнил Вася. — Тот случай, когда по одной путевке отдыхает целый коллектив.
— Вася… — с упреком сказала Елизавета Львовна, — У вас чудесная жена, умная, красивая…
Я не выдержал, заржал, взвизгнул и Костя.
— Елизавета Львовна, вы уж на нас, грешных, не обижайтесь, — виновато сказал я, — но в рай Васе не попасть ни по какому блату. А я к месту могу припомнить эпизод из Плутарха, привожу по памяти. Одного римлянина, который развелся с женой, друзья упрекали: «Разве она не хороша собой и у нее не красивый стан?» — и тому подобное. Римлянин их выслушал, показал на свой башмак и изрек: «Разве этот башмак некрасив? Разве он плохо сшит? Но никто из вас не имеет ни малейшего представления о том, как ужасно он жмет мне ногу».
— От души надеюсь, что Вася относится к Гале по-иному, — сухо сказала Елизавета Львовна. — Хотя это жуткое словечко «моя судорога»…
— Разумеется, разумеется, — поспешил Вася, — все в полном порядке, Елизавета Львовна, обязуюсь поработать над лексиконом.
— Народ интересуется насчет поддачи, — пошептавшись с Серегой, вкрадчиво сказал Володька. — Раз уже суждено нарушать постановление, то лучше всего под пироги.
— Душой с народом, но до вечера воздержусь, — Вася развел руками. — Могут вызвать на ковер.
— Присоединяюсь к предыдущему оратору, — с сожалением сказал Костя и взвизгнул. — Вчера в парке
Дружбы, в полночь… Дамы могут заткнуть уши! Влюбленная парочка за неимением жилплощади пристроилась в кустах, и в самый, можно сказать, деликатный момент девчонка дико заорала. Как выяснилось при составлении протокола, какой-то мерзавец подкрался по-пластунски и содрал с ее ног импортные босоножки. — Костя снова взвизгнул. — Не поймали, только статистику протоколом испортили.
— Кошмарные нравы, — Елизавета Львовна поежилась. — А вы, Костя, еще веселитесь.
— Это он сейчас, — вступился я за друга. — А тогда, поверьте, Елизавета Львовна, у Кости слезы градом, он, как и все работники органов, человек сентиментальный и жалостливый.
— Именно градом! — подхватил Костя, взвизгивая. — До сих пор не могу успокоиться.
— Гриша, помнишь, как ты подарил мне туфли-лодочки? — ударилась в лирику Птичка. — На двадцатилетие, первые в жизни…
— А чей, между прочим, день рождения? — не унимался Володька. — Может, Васин или Костин? Пусть основной вопрос философии, пить или не пить, решает именинник.
— Волюнтаризм, — определил я, — решает, как сказано в документах, народ. А что такое испокон веков у нас в России народ? Это наивысшие по номенклатуре товарищи, в данном случае замминистра тов. Трофимов. А раз он демократическим путем решил, что вечером, значит, быть по сему.
— Демагог ты, Квазиморда, и подхалим, — упрекнул Серега.
— Типичный подхалим, — подхватил Володька. — Причем отпетый.
— От подхалима слышу! — огрызнулся я. — Кто товарищу лично Брежневу в любви объяснялся? Ты, Бармалеюшка, ты.
— Военная хитрость, — разъяснил Володька. — Я, в отличие от вас всех, перестроился еще в период брежневщины, сусловщины и кирилленковщины. В то время, как вы показывали фиги в кармане, я тщательно изучил слабые стороны монумента, возвестил на всю страну, что преданно и бескорыстно его обожаю — и в результате наголову разбил Госплан, Госснаб и родное министерство.
По требованию публики Володька рассказал эту поучительную историю. Став директором, он решил осуществить свою давнюю мечту — реконструировать завод. Но для этого необходимо было новое оборудование, которое три упомянутые организации смутно пообещали поставить к двухтысячному году. Прикинув, что к этой юбилейной дате и он сам, и завод морально и физически превратятся в труху, Володька с помощью своей мозговой шпаны придумал довольно-таки наглый и неслыханный по своей хитроумности план. В то время было модно и идеологически выдержано рапортовать о достигнутых под мудрым руководством неслыханных успехах, и Володька от имени трудового коллектива послал дорогому и глубочайшим образом уважаемому письмо, каковым дал заверение удвоить выпуск продукции на имеющихся производственных площадях путем установки нового оборудования. По обычаю того времени, письмо было опубликовано в центральной печати вместе с ответом лично товарища Брежнева, который благодарил коллектив за ценную инициативу и выражал уверенность, что установка нового оборудования приведет к намеченной цели.
Остальное было делом техники. Этот бесценный ответ Володька распечатал, как листовку, в сотне экземпляров, каковые злодейски разбросал по кабинетам Госплана, Госснаба и родного министерства. Тамошние бюрократы взвыли, грозились оторвать Кузьмичеву голову и оставшуюся руку, но Володька, будто оглохнув, вместо объяснений спокойно, по-партийному зачитывал бюрократам мудрый ответ, и тем ничего не оставалось делать, как приказать директору Ново-Краматорского завода вне всякой очереди изготовить для бандита Кузьмичева новое оборудование, что и требовалось доказать.