Чем менее жаловал хитрый Старик человека, тем обходительнее был с ним. Соловьева он принял очень любезно. Даже, подчеркнуто покряхтывая, вылез из-за стола, просеменил по паркету, чтобы сесть рядом в одно из старинных кресел, уютно расставленных в углу кабинета. Изможденное лицо Старика (он никогда не болел и по сей день был крепок, как бетонный столб) источало в эту минуту любезность каждой своей морщинкой, и человек неопытный мог влипнуть в эту сладость, как муха. Но Василий Васильевич знал, с кем имел дело. Он коротко и толково информировал шефа об институтских делах, и тот перестал сочиться медом, придирчиво поглядывая на Соловьева из-под приспущенных старческих век, время от времени фыркал в носовой платок, словно бы недовольный Василием Васильевичем, а возможно, действительно недовольный тем, что собеседник не давал сегодня ни малейшего повода быть с ним любезным. Соловьев знал, что в таком настроении шеф не опасен, самое большее — может выдать изречение насчет нынешних умников, которые в твисте вывихнули себе мозги, да и то в абстрактной форме, не указуя высохшим пальцем. Но Соловьев все равно не сменил делового тона, спросил суховато, будто продолжал прежний разговор:
— Что вы скажете, если нам увеличат штаты?
Старик встрепенулся и опять стал опасно приветливым.
— О-о! Кто? Олег Ксенофонтович, конечно?
— Их еще надо получить, — уклонился Соловьев.
— Получите! — сказал шеф необыкновенно приветливо, почти пропев это слово дребезжащим тенорком, и Василий Васильевич внутренне содрогнулся. — Вы маг и кудесник. Сколько вам дают?
Василий Васильевич чувствовал на себе иронический взгляд светленьких безгрешных глаз шефа и понимал, что Старик уже прикидывает, сколько новых сотрудников он отберет и отдаст туда, где, по его мнению, они будут нужнее. Приходилось идти на это, чтобы обеспечить свои интересы; он продолжал уверенно вести разговор к цели:
— Боюсь, совсем не дадут.
И он сдержанно, в нескольких словах рассказал о вчерашнем визите Иннокентия, добавив, что Олег Ксенофонтович, который очень просил подыскать ему молодого толкового работника, будет, естественно, огорчен, да и о судьбе парня следовало бы подумать.
Шеф ласково накрыл ладошкой руку гостя:
— А мы вот что сделаем: дадите Билибину трех-четырех новых сотрудников, он и успокоится.
«Бандит старый! — взвыл про себя Василий Васильевич. — Трех-четырех! Что мне-то останется?» Он промолчал, пытаясь хотя бы таким образом выразить несогласие, но Старику наплевать было на протесты, тем более молчаливые.
— Как Олег Ксенофонтович? — спросил он, давая понять, что прежний разговор окончен и решение, принятое им, обсуждению не подлежит. — Давненько его не видел! Еще не защитился?
— Не знаю, — скучно ответил Василий Васильевич и тотчас приободрился, повеселел, а затем и вовсе заликовал, простив шефу все за этот невинный, казалось бы, вопрос. Олег Ксенофонтович должен защищать ученую степень! Приятная новость. Весьма! — У него публикации были? — произнес он, пряча глаза от коварного старикашки.
— Не встречал.
— Неужели на монографию замахнулся? А с бумагой нынче плохо. Сегодня, кстати, в издательстве план утверждаем. У вас пожеланий нет?