Старые черти

— Да, но скучно мотаться туда-сюда одному. Не хотели бы вы двое составить мне компанию, если, конечно, ничем не заняты? Может, и старину Малькольма вытащим. Повеселимся вместе.

Пока он говорил, оба приятеля смотрели на него с недоверием, только Чарли — с веселым, а Питер — с мрачным. Недоверие их было вполне естественным, но в данном случае совершенно необоснованным. Алун любил компании, любил выступать перед людьми и обожал путешествовать. По крайней мере сейчас, когда уговаривал своих слушателей. Вскоре они начали сдаваться, и не столько из-за того, что поверили Алуну. В конце концов, обед был очень хорош. Да и свободного времени у них хватало.

Первым сдался Чарли. Питер продержался немного дольше. Он заявил, что ему нужно подумать и вообще он любит тишину и покой, однако и его уломали в считанные секунды — сказали, что небольшое развлечение пойдет ему на пользу. К ним вновь вернулся дух товарищества, который несколько было угас из-за сомелье. Они наперебой предлагали разные места, куда стоит заехать, обсуждали их, вспоминали прошлое. Алун заказал еще два больших бокала портвейна и стакан домашнего красного, но только пригубил вино и как будто потерял к нему интерес. Через несколько минут он попросил принести счет, заплатил, оставил щедрые чаевые и отправился по делам — как он сказал, отогнать машину в ремонт и починить стартер.

4

Однако стоило Алуну сесть в машину и включить зажигание, как мотор завелся в считанные секунды. Более того, Алун не стал заезжать в гараж или ремонтную мастерскую, а въехал в фешенебельный жилой район и припарковался у обочины. Затем прошел ярдов сто до короткой подъездной дорожки и остановился. Он стоял почти неподвижно, уставившись перед собой задумчивым взглядом, и случайный прохожий, особенно прохожий-валлиец, легко бы принял его вид за духовное или интеллектуальное озарение, после которого человек немедленно отказывается от всех своих планов, какими бы они ни были. Спустя мгновение из нижней части его туловища вырвался звук, похожий на отрывистый лай, который перешел в тонкое прерывистое завывание, а затем в громкий хлопок, который не могло бы издать живое существо, а уж человек — тем более. Наступила тишина, прерываемая еле слышным щебетом птиц. А потом, словно кинопленку перемотали назад, Алун энергичным шагом вернулся к машине и вскоре уже стоял на внушительном крыльце и звонил в дверь.

Ему открыла Софи Норрис в светло-коричневом шерстяном платье. Она выглядела великолепно. При виде Алуна с ее лица исчезла дежурная улыбка.

— Ну, ты и наглец, Алун Уивер! — сказала она знакомым пронзительным голосом. — Так и подмывает захлопнуть дверь прямо перед твоей нахальной рожей!

— Да, но ты же не сделаешь этого, милая? Да и зачем? Вот, заглянул к тебе на чашку чаю; что в этом плохого?

Тяжело вздыхая и цокая языком, она посторонилась.

— Десять минут, не больше, понял? Мне нужно в магазин. Тебе повезло, что я еще не ушла.

— Конечно. А Чарли нет дома?

Тут Алун слегка перегнул палку.

— За кого ты меня принимаешь, Уивер, чертов придурок? — с негодованием произнесла Софи, широко распахнув глаза. — Да ты и носа сюда не сунешь, пока не удостоверишься, что его нет дома! Думаешь, я не знаю? Идиот!

— Ладно-ладно, шучу. Вообще-то я только что из «Глендоуэра». Питер там тоже был. Мы втроем обедали. Кстати, весьма неплохо. Можно сесть?

Она неохотно кивнула.

— Почему ты ничего не сказал тогда у Морганов? Мог хотя бы позвонить…

— Случая не представилось. Нет, не так. Наверное, нужно было. Просто не сообразил.

— Позволь поинтересоваться, когда же тебе это пришло в голову?

— Ну… сегодня утром. Не помню точно. Не думал, не думал, а потом — раз, и захотелось приехать.

— И ты решил, что можешь ни с того ни с сего свалиться как снег на голову?

— Так выгони меня. Я уйду, и ты прекрасно это знаешь.

— Все тот же старина Алун?

— В основном да. — Он немного помолчал. — Ну что, поедем покатаемся?

В невинном на первый взгляд предложении скрывался намек из прошлого тридцатилетней давности, когда они с Софи находили удобное местечко за психиатрической лечебницей или, если позволяла погода, в рощице на дальнем конце поля для гольфа, а иногда уезжали за Кейпл-Мерерид и вели себя так, что воспоминания о тех поездках до сих пор волновали Алуна.

— Незачем, — ответила Софи. В ее манере все еще чувствовалось недовольство. — Никто нам не помешает.

— Откуда такая уверенность?

— Я знаю.

— Да, но что именно?

— Скажу чуть позже.

— Нет, говори сейчас.

— Хорошо, — уступила она. — Виктор всегда звонит мне после того, как посадит Чарли в такси, предупреждает. После того как однажды Чарли пробыл в «Глендоуэре» допоздна, а потом отключился в кабине для фотографирования на железнодорожной станции. Хорошо, что старина Тюдор Уиттинхем увидел его, когда возвращался из Лондона, и привез домой на такси, уже другом. Чарли даже не помнил, как его сажали в первую машину.

Алун на мгновение задумался.

— А разве звонок Виктора помешает ему отключиться на станции или еще где-нибудь?

— Не помешает, но Виктор как бы снимает с себя ответственность. Я его понимаю.