Дара вглядывается вперед, будто хочет прочитать мысли вожака, а тот сосредоточенно прокладывает первопуток.
Ты, единственный из всей группы, не чувствуешь одиночества.
По тебе равняются остальные. Потому ты и должен быть сосредоточен на своем шаге. Ведь ты поддерживаешь равномерность и согласованность общего движения.
Каждый след ботинка на снегу — напоминание.
Прямо из снега вырастают образы, преграждают дорогу, хотят, чтобы ты споткнулся, остановился, повернул назад. Ты ведешь борьбу с самим собой, чтобы твои взъерошенные мысли не влияли на твой шаг.
Вот Деян на окраине города у твоего еще не достроенного домишки. Ты как раз сажаешь деревца в садике.
Рукопожатие.
— Заблудиться тут у вас можно! — Деян избегает твоего взгляда.
Не к добру он пришел! Не с добром!
— Я, Деян, вон от этого бегу! — Ты указываешь на квартал, где новые многоэтажные здания встали строем, как солдаты в наступлении.
— Не поздно ли ты садом занялся? — спрашивает Деян.
— Самое время для посадки — поздняя осень!
— Гляди померзнут!
— А солома на что?!
Можно бы еще долго так говорить, оставляя в стороне главное. Но ты не выдерживаешь:
— Почему ты меня в клубе не разыскал, Деян?
— Хотел поговорить с глазу на глаз!
— О чем? — недоумеваешь ты.
— Можно я на тебя посержусь?
— Ну попробуй. — Ты великодушен. — Да идем же в дом, в тепло!
— Не хочу беспокоить твою жену!
— Что же такое страшное ты скажешь? — С этими словами ты замыкаешься в себе.
Деян снует по садику между голыми деревцами, ищет слова:
— В декабре дни самые короткие. Не время для подъемов! Стоит ли, чтобы люди рисковали ради какого-то разряда…
— Но ты хорошо знаешь, что нас не пустят на Памир, если не будет выполнена норма по разрядам. Да и молодежь наша не хочет на месте застаиваться. Для чего их останавливать? — Твой голос звучит отчужденно.
— А может быть, это ты, именно ты, жаждешь поярче проявить себя? А, Найден!
— Я не отделяю себя от других! — Ты все еще сохраняешь самообладание.
Вы оба выжидаете, приводите в порядок свои мысли.
— Необходима осторожность! — Деян обламывает сухую веточку.
Ты вспыхиваешь:
— Значит, всего бояться!..
Деян направляется к калитке, ты не удерживаешь его.
— Предупреди группу, что я не согласен!
— Предупреди сам! — цедишь ты сквозь зубы.
Деян уже издали махнул рукой:
— Если решишь на меня разозлиться, позвони!
— Незачем!
И вот ты снова наедине со своими мыслями.
Кого слушать? Хорошо давать советы, глядя со стороны. А вожак у всех на виду. Всем ветрам открыт. Попробуй прислушиваться к каждому, и из компаса превратишься во флюгер. Нет! Слушать надо себя! Ты должен слушать себя, чтобы и другие тебя слушали. Ты, одинокий, ни с кем в отдельности не связанный, должен быть со всеми, с каждым одновременно!
Ты озабоченно склоняешься над саженцем…
Ботинок вожака упирается в снег. След за следом сажает он. Что-то проклюнется из этих следов?
Наша цепочка углубляется в горы. Скользко. Все реже роняем слова. Все короче. Только на Дару ничто не действует.
— Всю ночь снег шел! — Она, единственная из всех, оглядывается вокруг.
Мы смотрим только прямо перед собой. Что-то предчувствуем, но не осознаем. В Поэте кристаллизуется наше настроение, оно ищет выхода:
Поэт — медиум, транслятор наших смутных ощущений. Чрезмерная жизненность Дары размывает, прерывает течение этих невидимых волн.
— Снег еще даже не улегся как следует! — громко замечает она.
Никто ей не отвечает, будто и не слышит ее. Пушистые снежные пласты, наметенные с ночи, поглощают наши шаги. Мы словно и не существуем. Безмолвие — отклик на нашу инстинктивную тревогу. Общее молчание людей и природы утешает даже нашу сорви-голову Дару.