Старт

А белизна снега четко выделяет каждый силуэт, каждый жест, каждый взрыв звонкого хохота.

Выдумка поэта

А Поэт, который только что прокладывал первопуток, пережидает нас, присев на корточки, чтобы затянуть потуже шнурки ботинок.

А позади всех пока шагает другой, непризнанный поэт. Завороженный картинами гор, вскидывает портативную камеру и снимает, снимает…

Забывшись, ударяется о ранец присевшего.

— Ты что?

— Да так, — бормочет оператор Слав и торопится вперед.

Поэт провожает ироническим взглядом неловкие шаги оператора. Восторженность этого человека кажется Поэту наивной. Он снова наклоняется над ботинком.

И тут Слав быстро оборачивается и щелкает… Поэт ничего не заметил, он и не подозревает, что смешной снимок неуклюже присевшего на корточки альпиниста будет последней памятью о нем.

Никто не знает, каким его запомнят.

— Хватит тебе государственную пленку тратить! — Это, конечно, Насмешник окликает оператора.

Но тот не слышит. Горы нахлынули на него, подобно морскому приливу. Он захлебывается. Волна за волной, и каждая — все выше. Пейзаж за пейзажем — все поразительней. Он беспомощен перед этим напором белизны и высоты, он уже пошатывается, как пьяный. Нет, здесь не хватит ни пленки, ни умения, ни времени. А мы смеемся над ним.

Этот мир — в нашем владении. А вот он не может быть хозяином мира — он слишком волнуется и суетится.

Слав, оператор, — наш неудачник. И он нужен нам именно таким, он — мерило наших достижений. Мы не считаем его настоящим альпинистом, несмотря на все его старания, а может быть, как раз из-за этой чрезмерной, на наш взгляд, старательности. Мы едва согласились включить его в состав группы на этот трудный подъем… И то тянули до последнего… Славу помогло отсутствие Деяна, мы взяли оператора, чтобы не нарушать установленное число… И теперь Слав — самый счастливый… Никак не может поверить в свою неожиданную удачу… Пока Деян не догонит нашу группу, Слав — с нами, Слав чувствует себя равным нам…

Беглая улыбка солнца — и вот снег уже откликнулся бесчисленными трепетными вариантами белизны, ничтожно малое их число воспримет глаз, остальные тона и полутона останутся в молчании, в предчувствии, определят наше настроение. Эти слабые заревые отблески не боятся мороза. Но Слав боится спугнуть их камерой, как дулом, и щелкает словно бы украдкой. Он все время начеку, он спешит не упустить окружающую красоту.

Вожак, шагающий в середине цепочки, предупреждает нетерпеливого Бранко:

— Медленней!

Бранко насмешливо замечает идущему следом Скульптору:

— Какой смысл мне быть впереди, если сзади приказывают!

— Когда тебе двадцать один год, не следует тратить время на поиски смысла! — отзывается Скульптор.

Поэт — позади всех. Мы и подумать не успели, а эти случайные слова уже разожгли его… Мы ни о чем не подозреваем, а одно нежданное, неуместное стихотворение рождается в такт шагам:

В поисках смысла мы обессмысливаем свою жизнь.
А трава, ни о чем не спрашивая, пробивается сквозь камень.
Бессмыслица пугает и обманывает нас и ведет в неизвестность.
Смысл — сдерживает…

Конечно, эти строки не годятся для Бранко, празднующего сегодня совершеннолетие, не годятся и для нас, давно переступивших этот порог. Мы слишком взрослые для того, чтобы воспринимать мысли и образы, не анализируя, не оценивая…

Поэт втаптывает в снег навязчивое стихотворение. И, пытаясь отыскать тему для поздравительных куплетов, начинает разговор:

— А, в сущности, что такое совершеннолетний человек?

— Тот, кто армию прошел! — режет Мерзляк, вкладывая в слова личный опыт.

Асен снова жаждет блеснуть начитанностью и приписывает знаменитостям собственные мысли:

— «Совершеннолетие означает познание женщины», — изрек Хафиз!

— Значит, никому не доступно совершеннолетие! — заключает Насмешник.

— Но почему именно двадцать один год? — вступает Димо. — Не поздно ли? Разве восемнадцать — уже не совершеннолетие?

— Это все Деян выдумал! По старому стилю! — иронизирует Насмешник.

— Никто ничего не выдумывал! — сердится Бранко. — Читайте биографии великих…

Он внезапно смолк, и правильно, а то бы мы тут же прозвали его «Бранко Великий». Мы такие!

Гора высится. Оживление наше растет. Свежесть снега пьянит.

Бодрость

Это наша общая добродетель.

Никифор — живой будильник. Скажешь ему — и сам вскочит ни свет ни заря, и других подымет.

Рано встать — это не просто.

Но как непринужденно вскакиваешь в горах, когда рядом с тобой, на деревянных нарах, — все остальные. Дружно, плечом к плечу, сбрасываете тяжесть сна и темноты.

Мы поднялись до рассвета, мы словно бы участвуем в рождении утра.

Шагаем. Вдыхаем прохладную свежесть заревого воздуха. Вбираем в себя горы. Чуть режет грудь свежий арбузный аромат снега, тишина — исчезают наши муравьиные заботы, заменяются вселенскими проблемами… Бесконечность влечет нас…

Снег переливается в утренних сумерках. Восход солнца рождается в снегу.

Радость раннего вставания — в городе ее не постигнешь…