И, переломив себя, чтобы не терять контакта с группой, Поэт запевает куплеты, искренне радующие всех нас. Еще недавно он пел монотонным речитативом, а теперь ударяет по струнам в ритме тирольской песенки; он поет о том, что всюду нас поджидают лавины: и на работе, и в городе, и даже в любви. И мы хором подхватываем припев, в котором говорится о том, что не надо отчаиваться, надо идти вперед и вперед!
Настроение наше резко поднимается. Песня заглушила вой бури снаружи, словно сама стихия отступила перед нашим дружным хором. Вот какой поэт нам нужен. Мы хлопаем его по плечу.
— Браво!
— С такой песней — хоть на край света! — восклицает Горазд.
А Поэт принимает наши похвалы и улыбается грустно и стыдливо — он стыдится такого успеха.
Как бы то ни было, если ты настоящий поэт, ты переможешь непонимание и из грубой руды подобных разборов извлечешь некий живой атом, взорвешь его в себе и создашь новый мир.
А мы, самодовольно воображающие, что исполнили свой дружеский долг, растрясли тебя, мы приобщаемся незаметно к чему-то высокому. Возникает общее настроение задушевности, располагающее к исповедническим интонациям.
— Ну вот как ты пишешь? — вопрошает ненасытный Горазд.
Вечный вопрос любителей поэзии.
— Не знаю… Если бы знал, наверно, перестал бы писать…
— Но ты же пишешь! Как же ты можешь не знать! — Димо не терпит парадоксов.
— Это не я пишу, это другой, — серьезно произносит Поэт.
— Кто же? Может, тот, кто устроил бурю снаружи? — подмигивает нам Насмешник.
На миг мы смолкаем, вслушиваясь в свист ветра.
— Может, и он. Но, во всяком случае, не я! — стоит на своем Поэт.
— Вот тебе и раз!
— Как это?
Сборное существо МЫ органически отторгает любое чувство неопределенности, необъяснимости, смущающей таинственности. Для того мы и соединились в группу, чтобы противопоставить слепым неведомым силам коллективный разум.
Одиночка — игрушка случайных ветров. В его глазах мир непостижим и необъясним. Но если подобное чувство прокрадется в группу, оно подточит сами устои группового объединения. Поэтому мы инстинктивно противимся любым поползновениям такого рода.
Поэт неловко объясняет:
— Ну вот… Например… Утром я встаю с абсолютно пустой головой. Хлопнешь по затылку — эхо раздастся. И никаких тебе стихов. А днем что-то вижу, что-то слышу, что-то переживаю, и вдруг приходит в голову!.. Не я пишу — случай пишет!
Никифор протестует с точки зрения науки:
— Никаких случаев не бывает! Случайность — точка, где пересекаются две закономерности.
В спор вступает философ Асен:
— Да нет же! Случайность существует. Но ряд случайностей уже не случаен.
— Как это понимать? — Вожак вслушивается в разговор.
Асен пытается растолковать ему:
— Например, плохая погода. Чистая случайность. Но все вместе: отсутствие Деяна, плохая погода, наша общая неподготовленность, споры — это уже не случайно!
Задумчивое молчание. За окном — новый порыв бури. На мгновение нас охватывает ясновидческое предощущение нашей судьбы: она там, в снегу… Но мы здесь для того, чтобы отбросить опасения и вопреки всему двигаться вперед.
— Прекратится ли буря? — спрашивает Суеверный, припадая к окну.
— Составь гороскоп на эту тему! — советует Насмешник.
— Я с утра — в путь, а вы, пожалуйста, гадайте на кофейной гуще! — заявляет Горазд.
— И я! — присоединяется Бранко.
— И я! — кроткой твердостью звучит голос Зорки.
— И я! — откликается Андро.
— Мы все пойдем!
А Поэт продолжает отвечать самому себе:
Нет, это не я пишу. Если бы это был я сам, я мог бы самонастраиваться, как старый, хорошо изученный инструмент.
Пишет кто-то другой, неведомый и непокорный.
Я боюсь спугнуть его. Я постоянно начеку: вдруг он больше не придет!
Это не я пишу. Это другой.
Но почему же меня терзает непреходящее чувство вины?
Не я выбираю поэзию. Это поэзия выбирает меня и заставляет меня идти против себя самого.
Даже когда есть возможность спасения.
Ледопад. Грохот. Который круг ада?
Скульптор пытается с помощью альпенштока высвободить руку, но даже размахнуться невозможно.
Вожак желает лишь одного: вернуть то невозвратное время, когда он был обычным членом группы, и погибнуть прежде, чем он вызовет это зло, эту лавину.
Лавина возвращает ему эхо его собственных мыслей:
Как предотвратить то, что вызвано твоими же поступками?
В стремлении что-то исправить сознание инстинктивно обращается в прошлое. Он представляет себе единственную возможность. Упущенную возможность.
Вот он раскрывает карту маршрута перед своим противником, Никифором. Как просто было превозмочь высокомерие!
Он чертит красным карандашом зигзаговидные линии:
— Я предлагаю так. Есть у тебя возражения? Вопросы?
— Нет у меня вопросов! — отсутствующим тоном отвечает Никифор. — Теперь, когда мы в лавине, я тебе понадобился!
— Высвободись! Тот, у кого нет вопросов, предлагает ответ!
— Всякий маршрут хорош, если доведен до хорошего конца! — Никифор явно не намеревается утруждать себя особым мнением.
— Значит, этот плох, потому что привел нас в лавину! — Найден перечеркивает красную линию.